Утраченное звено - [41]

Сигом опустился у самого корабля. Олег включил кодовый микропередатчик, скомандовал автоматам корабля открыть люк и подать трап-эскалатор. В каюте он тотчас опустился в кресло. Слабость после ранения еще не прошла, несмотря на то, что сигом непрерывно посылал ему биоимпульсы, передавая часть своей энергии. Успокоительно светились индикаторы приборов, в озонированный воздух, созданный кондиционерами, вплетался надоевший запах пластмассы. Олег протянул руку, переключил кондиционеры на «запах ковыльной степи».

Сигом стоял напротив, опершись о спинку другого кресла.

— Я пойду, — сказал он, — прошу тебя не выходить из корабля, пока не получишь от меня сигнала.

Он настроил приемник корабля на свою волну.

— Я помогу тебе отсюда поисковыми системами, — сказал Олег.

— Лучше бы после моих сигналов.

«А не слишком ли ты о себе воображаешь, парень? — подумал Олег. — И не слишком ли недооцениваешь меня? Впрочем, одно вытекает из другого. Ты иногда мне кажешься подростком, могучий сигом. Самоуверенным юнцом…»

— Очень прошу тебя не покидать корабль, — повторил Ант. — Мы совсем не знаем эту планету и не готовы даже психологически к ее сюрпризам.

«Но, по твоему мнению, ты готов больше, чем я, — усмехнулся про себя Олег. — Ну, что ж, иди, а там посмотрим». Он сказал:

— Не волнуйся. Если заметишь что-нибудь существенное, немедленно сообщи, и я подскажу тебе, как действовать дальше.

Выразительное лицо сигома стало встревоженным:

— Ты ведь не со мной соревнуешься. Мы оба — партнеры против неизвестности. Но ты ранен, и я иду на разведку. Разве не так обстоит дело?

— Ладно, не волнуйся, — проговорил Олег. — Я не высуну отсюда носа.

— До моих сигналов, — напомнил сигом.

— До твоих сигналов. Я буду послушным… — И мысленно досказал: «Как исправный автомат, ты ведь этого хочешь…»

Олег еле дождался, пока сигом ушел. Он лег в кресло, устроился поудобнее. Рана ныла. Он повернулся — боль чуть успокоилась. Согнул ногу, вытянул руку — и даже улыбнулся от облегчения. Почувствовал себя почти счастливым, вернулось желание размышлять. Но мысли приходили невеселые. Он думал: «Попробуй утешиться тем, что ты не такой уж примитив, что есть другие, еще проще. Можешь отнести себя к разряду благородных и смелых исследователей. Но вот у тебя растянуто сухожилие или задет сустав — и весь твой сложный разнообразный мир сужается до больничного окошка. Все великие мысли уменьшаются и гаснут. Горячие порывы подергиваются пеплом. Ты становишься рабом своего сухожилия или сустава. Садишься так, чтобы на них было поменьше нагрузки. Ложишься так, чтобы они были в тепле, чтобы им было удобнее. Только бы не болело — и ты уже счастлив. Как тебе мало сейчас нужно, человек…»

4

Олег щелкнул тумблером, и каюту наполнил треск разрядов. Луч метался по шкале, регистрируя быстро меняющиеся шумы. Олег передал ведение поиска автоматам. На экране засверкали точечные вспышки и молнии, изломанные кривые сплетались в паутину, разрывались, произвольно склеивались.

«Тебе придется все-таки раскрыться, красотка, — приговаривал Олег. Он будто заклинал планету, уговаривал и угрожал одновременно. — Можешь злиться сколько угодно, но ты ведь присвоила себе то, что тебе не принадлежит: надо вернуть. Людей нельзя красть безнаказанно. И шутки с ними тоже кончаются не всегда удачно. Человек — это не так уж много, по мнению некоторых, но все же кое-что. Уж поверь мне. И лучше бы тебе поладить с нами по-хорошему или вообще не связываться…»

На одном из экранов возникло размытое пятно. Оно постепенно прояснялось, и треск утихал. Уже можно было различить скалы, трещины в них, глыбу обвалившихся скальных пород. Олег передвинул рычаг на «обзор», и на экране поплыли унылые гряды скал, ущелья, наполненные туманом, как молоком.

Теперь и на других экранах возникло по кусочку панорамы. Шесть экранов обзора — шесть окошек, шесть лучей, протянувшихся на сотни и тысячи километров. Киноаппараты автоматически снимали все, что появлялось в окошках, на нескончаемые рулоны пленки, анализаторы первого контроля просматривали ее, дублируя тысячи кадров, где имелось хоть что-то отличное от миллионов других, анализаторы второго контроля выбирали из этих тысяч сотни. Если бы на планете было обнаружено что-то необычное, оно бы тотчас появилось на контрольном экране в сопровождении звуковых сигналов.

Шли часы. У Олега устали глаза, он прикрыл их отяжелевшими горячими веками.

И вдруг услышал шаги. Легкие, мягкие. Они доносились из-за перегородки, отделяющей каюту от узкого коридора, который вел к пульту управления кораблем.

Олег раскрыл глаза. Шаги затихли.

«Чепуха, послышалось», — подумал он, но на всякий случай переключил один из экранов на рубку управления. Она была пуста.

Но беспокойство не уходило. Чтобы отвлечься, Олег стал анализировать свое состояние: «В какой части мозга родилось это беспокойство? Боязнь неизвестности… Предки уплатили за нее кровью, мукой, жизнью, а мне она ни к чему. Это не оскорбительно для них, но мне она в самом деле не нужна. Я могу логично размышлять, сопоставлять, сравнивать… Но, может быть, моему дальнему потомку эта моя логика тоже будет ни к чему, как мне — первобытные страхи?