Утраченное время - [133]

В своем выступлении перед генералами 22 августа Гитлер заявил: «Я представлю достаточное основание, чтобы начать эту войну, а пропаганда воспользуется им, и не имеет значения, правдоподобно основание или нет. Впоследствии побежденные не будут спрашивать у победителя, правду мы говорили или нет. Начиная войну, правым остается победитель».

В восемь часов вечера 31 августа гестапо снабдило фюрера «достаточным основанием, чтобы начать эту войну». В этот час Альфред Нойжокс и его группа захватили немецкую радиостанцию у Глейвица и провели десятиминутную передачу по радио на польском языке. Затем они покинули здание радиостанции, однако перед уходом обстреляли из автоматов стены и окна здания и оставили тело убитого в польской военной форме — одного из тринадцати заключенных (было решено, что это придаст большую правдоподобность сообщениям о «нападении»).

В нескольких милях от основного места действия, в лесу возле Хохеншпицен, была осуществлена вторая фаза операции «Консервы». Эсэсовцы выволокли сюда тела двенадцати заключенных в польской военной форме, находившихся в бессознательном состоянии под воздействием инъекции; Генрих Мюллер и четыре его помощника (инспекторы криминальной полиции Шеффлер и Гейм, советник криминальной полиции Ланге и ассистент криминальной полиции Пауль Шульц) наблюдали, как эсэсовцы ставили тела обреченных жертв к деревьям.

Когда жертвы были расставлены должным образом, эсэсовцы отошли на некоторое расстояние, а Мюллер со своими помощниками заняли свои места возле них. Убедившись лично, что каждая жертва была обращена лицом к Германии, шеф гестапо приказал открыть огонь.

Таким образом, убийством немцев немцами был дан повод для вторжения в Польшу *.

Всего за час до нападения на радиостанцию Глейвица, а именно в 7 часов вечера 31 августа, итальянский посол Бернардо Аттолико прибыл в имперскую канцелярию, чтобы встретиться с Гитлером. Он получил указание от своего министра иностранных дел Чиано попытаться «любой ценой» убедить фюрера принять услуги посредничества по вопросу о Данциге и «польском коридоре». Надежд на это у него было мало; он пользовался достаточно хоро-

¹ Все участники проведения операции «Консервы», за исключением Нойжокса, были награждены Железным крестом. Ной-жокса не наградили, так как Гейдриху не удалось поймать «пиратскую» радиопередачу из Глейвица. Нойжокс получил орден несколько позднее в том же году за похищение из Голландии агента английской секретной службы. Нойжокс и Мюллер разыскиваются как военные преступники, но все еще не пойманы. —■ Прим. авт.

шими источниками информации в германской столице и знал, как здесь складывались дела.

Итальянец застал Гитлера в странном состоянии. Он слушал, как Аттолико читал ему послание Муссолини с предложением своих добрых услуг, и нетерпеливо отмахивался рукой. «Казалось, он был почти в бессознательном состоянии, — говорил впоследствии Аттолико, — как будто он слышал не тех, кто приходил и докладывал ему, а только свой внутренний голос». Присутствовавший при этом Риббентроп стоял рядом с фюрером, не скрывая своего презрения, особенно когда Гитлер попросил посла передать наилучшие пожелания дуче и «доблестному итальянскому народу». Однако, когда Аттолико вновь вернулся к вопросу о посредничестве, Гитлер резко оборвал его:

«Слишком поздно!»

«Понимать ли это как окончательное решение?» — спросил посол.

Гитлер ответил кивком головы.

Итальянский посол поспешно направился в свое посольство, тут же связался по телефону с Чиапо и доложил ему о результатах беседы с Гитлером. Из разговора с рейхсканцлером мог быть сделан только один вывод — война неизбежна.

Это сразу же вызвало большую панику в Риме. За несколько дней до этого, согласившись с пассивной ролью Италии в конфликте, Гитлер запросил от дуче услугу за услугу: Италия должна изображать перед западными державами свою верность обязательствам, вытекающим из «Стального пакта». Переброской войск и воинственными заявлениями Италия должна была показать, что, если Германия окажется в войне, Италия выступит на ее стороне. Однако теперь Муссолини и Чиапо поняли всю опасность такой позиции. А что, если западные державы воспримут такую демонстрацию всерьез? Разве они не могут прорвать итальянскую оборону в Альпах, напасть на итальянский флот на Средиземном море и бомбардировать города в долине реки По?

И итальянские руководители решили, что обстановка не позволяет им идти на такие рискованные трюки. Если они не могут позволить себе вступить в войну, то они не могут позволить себе устраивать и подобную демонстрацию — во всяком случае, в настоящий момент.

Чиано потянулся к телефону; на другом конце провода к аппарату подошел английский посол Лорейн. Чиано признался, что ни при каких обстоятельствах Италия не вступит в войну против англичан или французов.

Это была правда. Уже некоторое время для заинтересованных людей в Риме не было секрета в том, что Италия не собиралась вступать в войну, и именно поэтому англичане и французы продолжали добиваться посредничества Италии. Однако тот факт, что итальянцы теперь откровенно сообщили правду западным державам относительно своей позиции, мог означать только одно: немцы сделали роковой шаг и война стала неизбежной.