Утопия-авеню - [28]

Кажется, Левон улыбается.

– А еще говорят, что немцы не способны на тонкие намеки!

– Говорят те, кто никогда не был в Германии.

Левон вытаскивает металлический ящичек, в котором хранятся наличные, отсчитывает десять фунтовых бумажек и добавляет к ним одиннадцатую.

– Твой первый ужин в Чикаго.

– Я за вас выпью, – обещает Мекка, укладывая банкноты в кошелек на поясе. – Вот контрольные листы и негативы, чтобы можно было напечатать еще.

– Превосходно! – говорит Левон. – Они пригодятся для прессы и для афиш первых концертов. Через месяц.

Джаспер понимает, что это новость.

– По-твоему, мы готовы выступать?

– Через месяц устроим несколько концертов в студенческих клубах. Потренируетесь на подступах к успеху, прежде чем штурмовать вершину славы. Меня беспокоит только недостаток оригинальных композиций.

– Как раз сегодня утром Джаспер сочинил песню, – говорит Мекка.

Левон наклоняет голову, и его брови ползут вверх.

– Я так, баловался… – говорит Джаспер.

– Она называется «Темная комната», – добавляет Мекка. – Настоящий хит.

– Рад это слышать. Очень рад. Так, а теперь – остальные новости. – Левон стряхивает пепел в пепельницу. – Звонила Эльф. Оказывается, группу переименовали. Вчера, в «Герцоге Аргайле».

– Меня спросили, я предложил свой вариант, а потом мы с Меккой ушли, – объясняет Джаспер.

– Эльф сказала, что всем им – Дину, Гриффу и ей самой – нравится «Утопия-авеню». Так что дело сделано.

– «Утопия-авеню» лучше, чем «Есть выход», – говорит Бетани Дрю, входя в кабинет. – Намного лучше. – Она рассматривает фотографии на столе. – Боже мой, какие великолепные снимки!

– Это те, которые мне нравятся, – говорит Мекка.

Левон никак не успокоится:

– «Утопия-авеню»… Мне нравится, но… есть в этом что-то смутно знакомое. Откуда оно?

– Сон подарил, – говорит Джаспер.

На лестнице, ведущей к выходу на Денмарк-стрит, Джаспер с Меккой уступают дорогу человеку в длинном плаще. Плащ развевается, как накидка Супермена. Человек целеустремленно шагает наверх, но вдруг прерывает восхождение и спрашивает:

– Ты – тот самый гитарист?

– Да, я гитарист, – говорит Джаспер. – Насчет того самого – не знаю.

– Недурно сказано. – Человек откидывает со лба длинную челку, открывая худощавое бледное лицо: один глаз – голубой, другой – угольно-черный. – Джаспер де Зут. Отличное имя. Неплохой счет в скрэббле обеспечен. Я тебя видел в «Ту-айз», в январе. Ты отыграл волшебно.

Джаспер пожимает плечами:

– А ты кто?

– Дэвид Боуи, свободный художник. – Он пожимает Джасперу руку и поворачивается к Мекке. – Рад встрече. Прости, а тебя как зовут?

– Мекка Ромер.

– Мекка? Как то, куда ведут все дороги?

– Нет, как то, что англичане не могут произнести «Мехтильда».

– Ты модель? Актриса? Богиня?

– Я фотограф.

– Фотограф? – Боуи теребит золотые пуговицы плаща – они размером с шоколадные медальки. – А что ты фотографируешь?

– Для себя я фотографирую то, что мне хочется, – говорит Мекка. – А для заработка – то, за что платят.

– Ну да, искусство ради искусства, а деньги за ради бога. Судя по акценту, ты не из здешних мест. Deutschland?

Мекка мимикой изображает «Ja».

– Мне недавно приснился Берлин, – говорит Дэвид Боуи. – Берлинская стена была в милю высотой. А под стеной был вечный сумрак, как на картине Магритта «Империя света». И агенты КГБ пытались вколоть мне героин. В пальцы ног. Что бы это значило?

– Не сиди на героине в Берлине, – говорит Джаспер.

– Сны – сор, – говорит Мекка.

– Вполне возможно, что вы оба правы. – Дэвид Боуи закуривает «Кэмел» и кивает наверх. – Вы – друзья мистера Фрэнкленда?

– Левон – наш менеджер, – объясняет Джаспер. – Нашей группы. Я, Дин и Грифф – из «Ту-айз», а на клавишах – Эльф Холлоуэй.

– О, я ее видел в «Кузенах». Интересно будет вас послушать. Как называется группа?

– «Утопия-авеню».

«Классно звучит. Теперь это мы».

Дэвид Боуи кивает:

– Должно выстрелить.

– А ты тоже хочешь работать с Левоном? – спрашивает Джаспер.

– Нет, просто из вежливости решил заглянуть. Я уже заложил душу в другом месте. Через месяц «Дерам» выпускает мой сингл.

Джаспер вспоминает, что нужно сказать:

– Поздравляю.

– Угу. – Дэвид Боуи выпускает из ноздрей струйку дыма. – «Смеющийся гном». Водевильная психоделия. Или психоделический водевиль. Называй, как хочешь.

– Мне нужно проводить Мекку на автовокзал Виктория. Удачи вам с гномом.

– Как сказал Спаситель, «удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели обратить музыку в деньги». Ну, до встречи. – Он салютует Мекке, прищелкивает каблуками. – ‘Bis demnächst[22], Мехтильда Ромер! – Взвихрив плащ, Дэвид Боуи продолжает свое восхождение.

Автовокзал Виктория полнится рокотом моторов, выхлопными газами и нервным напряжением. На балках перекрытий сидят голуби. Джаспер ощущает во рту вкус металла и дизельного топлива. Люди, усталые и какие-то несчастные, стоят в очередях. ЛИВЕРПУЛЬ. ДУВР. БЕЛФАСТ. ЭКСЕТЕР. НЬЮКАСЛ. СУОНСИ. В этих городах Джаспер не был. «Из всей шахматной доски Великобритании мне известно меньше одной клеточки».

– Хот-доги! – выкрикивает разносчик с тележкой. – Хот-доги!

Мекка с Джаспером отыскивают автобус в Хитроу за минуту до его отправления. Мекка отдает рюкзак водителю, чтобы тот загрузил его в багажник, а пронырливая толстуха в косынке сует Джасперу поникшую гвоздику: