Глава 1. ДОМ КАВАСЕМИ, НАЛОЖНИЦЫ, НАД НАГАСАКИ
Девятая ночь пятого месяца
— Госпожа Кавасеми? — Орито встает коленями на потертый грязный матрас. — Вы меня слышите?
Из рисовой заводи за садом доносится лягушачья какофония.
Орито протирает влажной тряпкой блестящее от пота лицо наложницы.
— Она почти не говорит. — Служанка держит лампу. — Уже много часов…
— Госпожа Кавасеми, меня зовут Аибагава. Я акушерка. Я хочу помочь.
Глаза Кавасеми раскрываются. Она еле слышно издыхает. Глаза закрываются.
«Она очень устала, — думает Орито, — даже боится умереть сегодня».
Доктор Маено шепчет через муслиновые занавески:
— Я бы хотел сам проверить предлежание ребенка, но… — Старый врач выбирает слова очень осторожно. — Но, видимо, это запрещено.
— У меня четкие указания, — заявляет мажордом. — Ни один мужчина не имеет права касаться ее.
Орито поднимает окровавленные простыни и видит, как ей и говорили, обмякшую ручку младенца, по плечо торчащую из влагалища Кавасеми.
— Вы когда‑нибудь видели подобное предлежание? — спрашивает доктор Маено.
— Да, на гравюре в голландской книге, которую переводил отец.
— Это я и хотел услышать! «Наблюдения Уильяма Смелли»?
— Да. Доктор Смелли называет это… — Орито переходит на голландский… — «выпадение руки».
Орито обхватывает вымазанное слизью запястье плода в поисках пульса.
Маено спрашивает ее, опять на голландском:
— Ваше мнение?
Пульса нет.
— Ребенок мертв, — отвечает Орито на том же языке, — и мать тоже скоро умрет, если ребенок не выйдет. — Она касается кончиками пальцев вздутого живота Кавасеми и ощупывает бугор вокруг запавшего пупка. — Это был мальчик. — Она становится на колени между раздвинутых ног Кавасеми, мимоходом отметив, какой узкий у нее таз, и принюхивается к разбухшим половым губам: она чувствует солодовый запах смеси свернувшейся крови и экскрементов, но не вонь разлагающегося плода. — Он умер час-два тому назад.
Орито спрашивает служанку:
— Когда отошли воды?
Дар речи еще не вернулся к служанке: она была потрясена, услышав иностранный язык.
— Вчера утром, в час Дракона, — каменным голосом отвечает экономка. — И вскоре после этого у нашей госпожи начались роды.
— А когда в последний раз ребенок бил ножкой?
— Сегодня около полудня.
— Доктор Маено, вы согласны с тем, что младенец находится… — она опять использует голландский термин:
— …в «поперечном тазовом предлежании»?
— Может быть, — отвечает доктор на загадочном языке, — но без осмотра…
— Ребенок припозднился на двадцать дней или больше. Должен был повернуться.
— Ребенок отдыхает, — убеждает экономку служанка. — Правда, ведь, доктор Маено?
— Что вы такое говорите… — Честный доктор колеблется. — Может, и правда…
— Мой отец сказал мне, — говорит Орито, — что доктор Урагами наблюдал за беременностью.
— Да, наблюдал, — бурчит Маено, — из комнаты, где принимает больных. После того, как ребенок перестал брыкаться, Урагами установил по геомантийским[1] приметам, понятным лишь таким же, как он, гениям, что душа ребенка сопротивляется рождению. Посему рождение зависит лишь от материнской силы воли. — «Негодяй, — этого Маено не стал добавлять к сказанному, — который никогда не решится нанести урон своей репутации, принимая мертворожденного ребенка такого уважаемого человека». — Тогда мажордом Томине убедил магистрата вызвать меня. Увидев руку, я вспомнил о вашем докторе из Шотландии и позвал вас на помощь.
— Мой отец и я гордимся вашим доверием, — говорит Орито…
«…а я проклинаю Урагами, — добавляет он про себя, — за его стремление не потерять лицо, приведшее к смерти ребенка».
Внезапно лягушки перестают квакать, словно невидимая стена отсекает их, и тут же слышится доносящийся из Нагасаки шум: там празднуют благополучное прибытие голландского корабля.
— Если ребенок мертв, — говорит Маено на голландском, — мы должны его сейчас вытащить.
— Согласна.
Орито просит у экономки теплой воды и порезанную на лоскуты простыню, откупоривает банку с лейденской солью и сует под нос наложницы, чтобы хоть на несколько мгновений привести ее в чувство.
— Госпожа Кавасеми, мы собираемся принять вашего ребенка через несколько минут. Но до этого я могу прощупать вас изнутри?
Наложницу сотрясает очередная схватка, и она теряет способность отвечать.
Теплую воду приносят в двух медных тазах, как раз, когда стихают схватки.
