Утешение в дороге - [22]

Иногда чувства похожи на оладьи. Их переворачиваешь, а они кое-как приземляются на сковороду, и никак нельзя понять почему. Как из мягких и пушистых мы превращаемся в скользких и колючих?

Беда в том, что мне некуда было идти. Я понятия не имела, в какой стороне находится эта гребаная А40. А в кошельке оставалось всего два фунта и мелочь. Их не хватило бы даже на покупку зонтика.

Этот город с его велосипедами и крыльями летучей мыши доконал меня окончательно.

Все неслись мимо, не замечая меня.

Мир превратился в зону клонов.

Во рту собрались капли воды, но я сразу догадалась, что это не дождь, потому что они были солеными. Возьми себя в руки, Холл. Я встала с идиотской скамейки и на каблуках побрела по улице. Я подумывала о том, чтобы вернуться в церковь – там хотя бы можно отсидеться внутри, и за это не возьмут денег. Но я, должно быть, не туда свернула, потому что все шла и шла, а церкви все не было. Впереди тянулась длинная дорога с огромными деревьями. Моросящий дождь усилился. Я беспокоилась о парике. Вдруг показалось большое здание с вычурными освещенными окнами; оно стояло чуть в стороне от дороги, позади лужайки. Вывеска на воротах гласила, что это музей, и бесплатный. Люди входили и выходили, но в основном все-таки спешили войти.

Я и музеи – вещи несовместимые. Все это барахло в стеклянных ящиках вызывает у меня головную боль. Но дождь разошелся не на шутку, и парик был бы испорчен, не найди я убежище. Поэтому я поплелась к двери и скользнула внутрь.

15. Мертвое царство

Тяжелая деревянная дверь открылась в большой, ярко освещенный зал с динозаврами. Ощущения пространства добавляла высокая остроконечная крыша из металла и стекла. В музее царило душное молчание. Школьники гоняли по проходам.

Я застонала. Повсюду мертвецы в ящиках. Совы. Страус. Лиса. Кто-то ведь убил их и превратил в чучела, и это подло. Мертвые должны гнить в земле, как заведено природой. Выдра с большими темными глазами шлепала по фальшивому подлеску и воде, как живая. Я представила себе, как она шарила по лесу, выискивая добычу, рыла землю, а кто-то подошел и пристрелил ее в голову, как это делают с тюленями в Арктике. Это ли не жестокость?

Я остановилась перед древним динозавром с массивной кистью и большим шипом на первом пальце, чтобы убивать своих врагов. Каким стал бы мир, подумала я, если бы у людей были такие же смертоносные шипы? Наверное, поубивали бы друг друга, и последний человек на земле умер бы от старости, не оставив после себя потомства. Тогда, возможно, выдры и тюлени бегали бы в свое удовольствие и мир изменился бы к луч-шему.

Затем я увидела странную будку с занавеской вместо двери. ФЛУОРЕСЦЕНТНЫЕ МИНЕРАЛЫ. За занавеской было темно, на полках лежали груды камней, и рядом располагались кнопки, включающие подсветку. Камни, конечно, мертвые, как и все в этом музее, но они мерцали подобно драгоценностям, а драгоценности я обожаю. Молочно-белый. Лиловый. Серебристый. Янтарь, как кольцо моей мамы. Я подумала о том, как их выкапывают из земли, делают из них украшения за миллион долларов, которые вызывают восхищение у всего мира, особенно если их носит Грейс Великолепная. Я могла бы часами смотреть на эти камни, но буквально следом за мной в будку вломилась толпа детей. Они завизжали, как будто обнаружили машину времени. Только они не утруждали себя созерцанием камней, просто шныряли туда-сюда и баловались подсветкой. Все, кроме одного серьезного парнишки в круглых очках. Он приподнялся на цыпочках, так что оказался вровень с моим локтем, и приклеился носом к стеклянной витрине, внимательно читая надписи. Другие дети вскоре заскучали и исчезли, но он словно прирос к месту. Мы вместе смотрели на камни.

– Клёвые они, – сказала я. – Правда?

– Как будто из космоса, – ответил он. На вид лет восьми, но уже с гроздьями винограда в носу.

– О, неужели? – протянула я. – Здесь сказано, что этот из Исландии.

– Может, он упал как метеорит.

– Да ладно.

– Да. – Он повернул голову и впился в меня глазами, увеличенными стеклами очков. – Мы все родом из космоса, – продолжил он. – Каждый атом внутри нас. Мы появились из Большого взрыва.

Я усмехнулась.

– Правильно сделали.

– Инопланетян не существует, – разошелся мальчик. – Потому что мы все инопланетяне. – Он словно читал лекцию студентам своим аристократическим, почти взрослым голосом.

– Если мы все инопланетяне, значит, они существуют, – возразила я.

Он вздернул подбородок, как будто его мысли были слишком велики для его мозга.

– Либо все инопланетное, либо ничего, – заявил он. – А если все инопланетное, тогда ему нечего противопоставить.

– Боже мой, – пропела я и поскребла парик. Через десять лет он будет расхаживать по Оксфорду в балахоне «летучей мыши», выигрывая пачками призы за гениальность. – Слушай, я тебя поняла, – сказала я. – Это вау-виль. – «Вау-виль» придумал Трим, выражая этим словечком крайнюю степень восхищения. Мальчик посмотрел на меня и широко улыбнулся.

– Ты правда так думаешь? – спросил он.

– Ага, – ответила я. – Когда с Марса прилетят зеленые человечки, они окажутся такими же, как мы. И нам с тобой придется сформировать команду встречающих. Мы угостим их пиццей и диетической колой.