Успеть до захода солнца - [13]

– Но я тебя знаю. Может, у тебя есть кто-нибудь в Калифорнии, кто хочет сменить декорации.

Коллен посмотрел на бокал с пивом.

– Сменить надежно смонтированные декорации и отправиться туда, где ты нужен? – Он с сомнением покачал головой. – Деньги там серьезные. Конечно, я могу позвонить, но мне будет неловко просить парней отказаться от таких денег ради того, чтобы возить по горам туристов, давать уроки, убирать навоз и делать груминг. – Он поднял взгляд на нее. – Почему я сам это сделал?

– Я не спросила это.

– Нет, спросила. Пришло время вернуться домой. – Снова вспыхнула молния его усмешки. – И, может, я скучал по тебе, Бодин, и по твоим длинным ногам.

– Хм… – В ее ответе прозвучало удивление и сарказм одновременно.

– Я мог бы, если бы узнал, как ты похорошела.

– И я тоже могла бы скучать по твоей заднице, если бы знала, что она уже не такая костлявая.

Он рассмеялся:

– Знаешь, что я понял прямо сейчас? Я правда скучал по тебе. И по этой кухне скучал. Впрочем, ох, да она изменилась, стала стильной! Двери кладовки новые, раздвижные. А плита-то какая шикарная, о-го-го! Кран прямо из стены. Клементина говорит, чтобы наливать воду в кастрюли.

– Бабушки приучили маму смотреть телешоу «Уютный дом». Папа чуть не взбесился, когда она убеждала его, что необходимо переделать кухню.

– Вот кого мне еще очень не хватало. Я бы с удовольствием повидал твою бабушку и Мисс Фэнси.

– Они обрадуются. Ты нормально устроился в хижине? Может, что-нибудь надо?

– Более чем нормально. Она тоже изменилась, стала шикарнее, чем в те времена, когда мы с Чейзом прятались там и готовились к новым приключениям.

– И запирались от меня. – Бодин поняла, что ей до сих пор обидно.

– Ну, ты ведь была девчонка.

Ее рассмешила его интонация – он произнес это слово с ужасом. Что ж, пожалуй, она тоже чуточку скучала по нему.

– Я ездила верхом не хуже вас обоих.

– Да, точно. Это меня страшно злило. Чейз сказал, ты осталась без Уандер несколько зим назад.

Бодин ездила много лет на послушной кобыле, любила ее, ухаживала за ней. С двух лет, когда им обеим было два года.

– Да, у меня сердце разрывалось. Я полгода не могла выбрать ей замену.

– Но ты выбрала правильно. У твоего Лео и мозги есть, и характер. Хочешь еще вина?

Она задумалась.

– Половину бокала.

– Какой смысл в половине чего-то?

– Это больше, чем ничего.

– Что ж, ответ успокаивает. – Он встал, взял бутылку и поставил на стол. – Кажется, ты все съела дочиста, так что я сдержал обещание, данное Клементине. Теперь могу уйти.

– Хочешь пирога?

– Нет, если возьму, он будет лежать на столе и соблазнять меня, придется съесть. И я тогда не засну. Рад был повидать тебя, Бо.

– Я тоже.

Когда он ушел, она посидела с минуту задумавшись и рассеянно потирая пальцем перочинный ножик, который носила в кармане – всегда, с двенадцати лет. Тот самый, который он подарил ей на день рождения.

Может быть, просто может быть, она до сих пор сохранила чуточку той влюбленности. Совсем чуточку.

Ей не нужно было ни о чем беспокоиться, она ничего не хотела. Лишь иногда взглянуть на мужчину, в которого превратился мальчишка, заставлявший трепетать ее юное сердечко.

Хорошо, что она поняла это, согласилась с этим и аккуратно отложила в сторону.

Она взяла бутылку и налила себе ровно полбокала.

Это было больше, чем ничего.

1991 год

Он велел называть его Сэр. Элис запомнила каждую черточку его лица, тембр голоса. Когда она убежит, то сообщит в полицию, что он белый, ему около сорока, рост под метр восемьдесят, вес примерно восемьдесят килограммов. Жилистый и очень сильный. У него карие глаза и темно-русые волосы.

На его левом бедре заметный шрам длиной около двух с половиной сантиметров, а на правом – большое коричневое родимое пятно.

От него часто пахнет кожей, пивом и ружейным маслом.

Она поработает в полиции с художником.

Она больше месяца ругала себя, что не обратила внимания на его пикап. Даже цвет не сохранился в памяти, хотя ей кажется – чаще всего кажется, – что он ржаво-синий.

Она не сможет назвать и номер машины, хотя, может, тот пикап все равно краденый. Но она подробно опишет его самого – от ковбойской шляпы до потертых сапог «Дюранго».

Если ей прежде не удастся убить его.

Она мечтала об этом. Она как-нибудь ухитрится завладеть ножом, или ружьем, или веревкой и убьет его, как только услышит скрип двери подвала, как только услышит тяжелые шаги на ступеньках, ведущих в ее тюрьму.

Она не имела представления, где находилась. Может, в Монтане, а может, он увез ее дальше, в Айдахо или Вайоминг. Да он мог улететь с ней на луну.

В ее тюрьме был цементный пол, стены, обитые дешевой фанерой. Окна не было, к единственной двери вели шаткие ступеньки.

У нее имелся туалет, раковина на стене, подобие душа, где лейку приходилось держать в руке. Как и воздух в комнате, вода в душе никогда не была теплой.

Словно желая обеспечить ей уединение, он повесил драную занавеску, отделявшую туалет от остального.

Остальное было площадью в десять шагов – она знала, потому что прошла там миллион раз, натягивая цепь, прикрепленную к ее правой ноге и не дававшую ей подняться выше второй ступеньки. В тюрьме были койка, стол, прикрепленный к полу, привинченная к столу лампа – медведь, лезущий на дерево, – и лампочка в сорок ватт.