Успеть до захода солнца - [15]

Она сняла свитер, рубашку, которая была под ним. Ее глаза были сухими, сердце тоже, когда она стаскивала с ног носки, прохудившиеся от ходьбы по цементному полу. Она спустила джинсы, высвободила из штанины левую ногу, а правую штанину спустила до того места, где щиколотку перехватывало стальное кольцо.

Она лежала на койке, ожидая, когда он разденется, ожидая, когда он навалится на нее всей своей тяжестью, вдвинется в нее и начнет хрюкать и пыхтеть, пыхтеть и хрюкать.

Она подумала, что вот и наступил момент, окончательно сломавший ее: она покорилась насилию за пару носков.

Но потом она вспоминала эту ночь и понимала, что тогда тот момент еще не настал. Потому что все изменилось: она каждое утро уже неделю наклонялась над туалетом, ее тошнило.

Переломной точкой для нее стал момент, когда она поняла, что беременна.

Она боялась сказать ему и боялась не сказать. Она раздумывала о самоубийстве, поскольку, несомненно, это был наилучший выбор для нее самой и для существа, которое он породил в ней.

Но ей не хватало решимости и средств.

Может, он сделает это за нее, думала она, свернувшись калачиком на койке. Узнает, что она беременна, и забьет до смерти. И все останется позади.

Она думала о матери, сестре, бабушке с дедом, дядях, тетках и кузинах. Она вспоминала ранчо, представляя, какое оно теперь, в январских снегах, словно на почтовой открытке.

Никто не будет ее искать, напомнила она себе. Она сама захлопнула ту дверь, сожгла те мосты, перерезала тот провод.

И они никогда не найдут ее в этой крысиной норе.

Ей хотелось каким-то образом передать им, как сильно она жалеет, что сбилась со своего пути. Она была дерзкой эгоисткой, и ей было плевать, что чувствовали ее близкие. Она не верила, что нужна им.

Как ей хотелось сообщить им, что она вернется домой!

Услышав скрип двери и тяжелые шаги, она вздрогнула. Не столько от страха, сколько от чувства обреченности.

– Подними свою ленивую задницу с койки и поешь.

– Мне плохо.

– Тебе будет еще хуже, если ты не сделаешь то, что я сказал.

– Мне нужен врач.

Он схватил ее за волосы и дернул. Она закричала, закрыв лицо руками:

– Пожалуйста, пожалуйста. Я беременна. Я беременна.

Он еще сильнее дернул ее за волосы, заставив поднять лицо.

– Не пытайся проделывать со мной свои хитрые трюки, проститутка.

– Я беременна. – Она повторила это уже спокойнее, уверенная, что смотрит в лицо смерти. Пытаясь приготовиться к ней. – Уже шесть дней меня каждое утро тошнит. У меня давно не было месячных. Последние пришли вскоре после того, как ты привез меня сюда. Их не было в декабре, а сейчас их срок в январе. Я потеряла счет времени, пока ты не сказал про Рождество. Я беременна.

Он отпустил ее волосы, и она рухнула на койку.

– Тогда я доволен.

– Ты что?

– Разве ты плохо слышишь, Эстер? Я доволен.

Она вытаращила на него глаза, потом закрыла их.

– Ты хотел, чтобы я забеременела?

– Мы должны плодиться и размножаться. Твоя задача на земле – рожать детей.

Она тихо лежала, отбросив смиренное ожидание смерти. У нее снова появилась крупица надежды.

– Мне надо показаться врачу, Сэр.

– Твое тело создано для этой цели. Доктора просто дурят людей и наживаются на них.

Он хочет ребенка, напомнила она себе.

– Для нас лучше, чтобы ребенок был здоровым. Мне нужны пренатальные витамины и хорошие условия. Если я заболею, ребенок в моем животе тоже заболеет.

Огонек безумия сверкнул в его глазах.

– Ты думаешь, что доктор-жулик знает лучше, чем я?

– Нет. Мне просто хочется сделать как лучше для ребенка.

– Я скажу тебе, как лучше. Встань и съешь то, что я тебе принес. Мы отложим наши отношения, пока не будем уверены, что он крепко сидит в тебе.

Он принес ей маленький обогреватель и мягкое кресло. Поставил в комнатке маленький холодильник, где держал молоко, свежие фрукты и овощи. Он давал ей теперь больше мяса и заставлял каждый день принимать витамины.

Когда он почувствовал, что она достаточно окрепла, насилие продолжилось, но реже. И по лицу он ее бил уже не кулаком, а ладонью.

Ее живот рос, и Сэр принес ей огромные, широкие платья, которые она ненавидела, и пару шлепанцев, вызвавших у нее слезы благодарности. Он повесил на стену календарь и сам отмечал дни, а она смотрела, как ползут дни ее жизни.

Конечно же, он позволит ей подняться наверх, когда родится ребенок. Он хочет ребенка и позволит ей с малышом выходить из тюрьмы.

А потом…

Ей не надо торопиться, размышляла Элис, сидя в кресле возле горячего обогревателя, а у нее в животе шевелился и бил ножкой ребенок.

Она должна убедить его, что останется, будет послушной, что она сломалась. И когда она поймет, где находится, когда поймет, как ей лучше убежать, то убежит. Убьет его, если появится такая возможность, но убежит.

Она жила этой мечтой. Ребенок родится, ребенок откроет перед ней дверь для побега. Для нее он средство, чтобы покончить с этим кошмаром, – и ничего больше, ведь это существо, которое безумный тюремщик насильственно поселил в ней.

Когда она поднимется наверх, когда к ней вернутся силы, когда она поймет, где находится, когда Сэр начнет ей доверять, она убежит.

К Рождеству она будет дома, в безопасности, а ублюдок будет убит или попадет за решетку. Ребенок… она не могла думать об этом.