Быстро собралась и вышла в коридор.
— Прощай, Василий. — Почесала за ухом высунувшегося из коробки кота.
Отсекая пройденный этап жизни, хлопнула тяжелая дверь.
Шаги, почти не различимые, заставили Веру испугано оглянуться. Увидела только движение фигуры в темном. Потная рука сдавила лицо, и тут же в нос ударил одуряющий запах эфира.
"Говорил же не выходить", — мелькнуло запоздалое сожаление.
Несмотря на кажущуюся дикость рассказа Петрова, Сергей ему поверил.
— Что-ж, бывает. Я с таким хоть и не сталкивался, но другого объяснения выдумать не в силах. Примем, как данность.
Петров, довольный тем, что сумел хоть как-то избежать подозрений в сумасшествии и не выглядеть в глазах приятеля полным идиотом, приободрился.
— А какую идею ты мне хотел изложить? — перевел он беседу в практическую плоскость.
Сергей помедлил.
— Пожалуй, сейчас, думаю, стоит мои планы слегка изменить. Я собирался без особых изысков отвернуть этому борову голову, но в свете последнего… Надо помыслить. Это дает весьма неплохие шансы приготовить совсем другое блюдо. Я не из тех, кто считает, что месть нужно подавать холодной. Но потерплю. Кстати, это и ваши с девчонкой проблемы решит. Ладно, давай вернемся и подумаем…
Исчезновение Веры Сергей воспринял совершенно бесстрастно. А вот Петров в тайне расстроился. Почему? Ну, понравилась. Чего скрывать, хотя и моложе его чуть не вдвое, может, потому и глаз положил. Однако вздохнул и смирился. Вольному воля.
Он устроился на диване, сосредоточился, достал трофейный бумажник, и, предупредив друга о необходимости вынуть его минут через пять-десять после начала опыта, отправил мысленную команду.
— Ну, поехали, — совсем по-гагарински благословил Сергей, внимательно следя за приготовлениями.
Искр не было. И тьма навалилась не так пугающе, как в прошлые разы, но переход все же случился.
Петров обнаружил, что сидит в салоне роскошного лимузина. За тонированными стеклами мелькают силуэты городских зданий. Высотное логово торговцев газом, сквер, и памятник вождю, до которого не успели в свое время бородатые демократы в рваных свитерах. Величественный театр, ставший символом города еще в советские времена.
"Центр", — понял наблюдатель, пытаясь сообразить, куда это движется хозяин его временного пристанища.
От созерцания отвлек голос в ухе. Поняв, что раздается он из прижатого к уху Ильи сотового телефона, прислушался.
Принадлежал голос неведомому Артуру.
Он сообщил, что один билет из простых, в женский вагон можно выкупать.
— Где? — оживленно среагировал Гнус.
— На заречье. Гаражные боксы. Знаешь? Ряд пять, номер тринадцать.
— Еду, — отозвался Илья. — У вас там собаки есть?
— Ага. Кавказцы. Что, собак боишься? — Артур добавил в голос иронии.
— Нет, не боюсь. Мне для другого, — проигноририровал сарказм пассажир дорогой иномарки. — Минут через тридцать буду. — Он разорвал связь и поерзал в радостном оживлении.
— Пугать будешь? Я тебе попугаю… Навсегда запомнишь, — недобро прошипел Гнус.
"Вот тебе и на. Говорил ведь ей, — огорченно сообразил Петров. — Спасать нужно". Он припомнил знаменитый автогород, где на огромной территории разместилось тысячи бетонных коробок.
Он попытался разорвать контакт и вернуться в реальность. Странно. Эффект оказался иным. Окружающий интерьер хоть и не исчез вовсе, стал неуловимо меняться, терять форму. Секунды, и вот уже и тело и машина, летящая по трассе, отодвинулись на задворки восприятия. Перед глазами начала проявляться, возникая из фиолетового тумана, неясная фигура.
Вроде и человек, но ни черт лица, ни деталей разобрать не получилось. В мыслях зазвучал еле уловимый шепот. Он усилился, но понять, мужской он или женский, было тоже нельзя. Голос, и все.
— Говорил тебе умный человек: учись. Все без толку, — начал гость с легкого упрека, но без эмоций, отстраненно.
— Ты кто? — задал Петров естественный в данной ситуации вопрос.
— Кто? — повторил голос, словно донеслось издалека горное эхо. — Суть, сущность. Твое "Я". Называй, как угодно.
Петров произнес, робея:
— Можно спросить?
— Можно, — отозвался голос. — А можно и не спрашивать. Я — это ты. Твое нематериальное, вневременное…, но если понятнее, ты — моя мельчайшая частица.
Ты хочешь понять в чем причина твоих изменений? Ответ простой. В судьбе каждого есть момент, когда его сущность может быть осознана. Тебе выпало в этой жизни и в это время. Кстати, еще одно. Свобода выбора. Можешь верить, а можешь считать фантазией больного воображения.
Петров слушал монолог, понимая, что ответы на невысказанные вопросы постигнуть не в состоянии.
— Тебе сложно? Куда проще очеловечить меня? Пустое. А вот главный вопрос ты задать и боишься. Но придется. Да, это испытание. Не пройдешь, значит, судьба. Твоя. И моя, в некоторой степени.
Это Карма. Вы так затерли это слово, что даже неловко. Увы, другого, нет. Все, что происходит в жизни — в этой, предыдущей, следующей — взаимосвязанно. И девочка эта или сущность ее встречается нам из века в век. И товарищи, и враги. Они меняются, как узоры в калейдоскопе. Возникают в разных обликах, ситуациях. И проходить эти испытания приходится не десятки, а тысячи раз. Ладно. Разговоры — это все пустое.
