Уроки минувшего - [3]

«В этих воспоминаниях, — пишет Козлов, — нет ужасных тайн и скандальных разоблачений. Хотя, казалось бы, автор должен знать и наверняка знает массу интимных подробнос­тей о жизни высших эшелонов партийной власти. А если чего не знает, то мог бы и присочинить, следуя примеру других, более бойких "воспоминателей". Как-никак, академик Смирнов в начале перестройки был помощником Генераль­ного секретаря ЦК КПСС Горбачева... Им, этим воспомина­ниям, можно верить. Их автор такой, какой он есть. Он не придумывает себя и время, о котором пишет, не изображает провидца или "внутреннего эмигранта" в аппарате ЦК КПСС. Он говорит о том, что видел и помнит. Он расска­зывает о том, что благоговение перед начальством сочеталось у молодых аппаратчиков с искренностью надежд на реформы и изменения. Я тоже почувствовал эту искренность и роман­тические надежды».

Действительно, в книге нет того, на что намекает В.А. Коз­лов. Может быть, в этом ее недостаток. Но меня всегда ин­тересовали реальные события и факты в политической жизни, подлинные мотивы поступков и поведения людей. Книга ох­ватывает более чем полувековой период жизни: от детских и юношеских впечатлений до последних месяцев «горбачевской перестройки», когда я был отправлен в отставку. Обстоятель­ства предоставили мне возможность в непосредственной бли­зости наблюдать жизнь и поведение партийных руководителей — от секретарей сельских райкомов до секретарей ЦК и Ге­неральных секретарей Центрального Комитета партии. Основ­ной нерв повествования образуется из наблюдений того, каким образом новый строй, условия жизни, воспитательные усилия, поведение руководителей влияли на усвоение людьми духовных ценностей, на формирование их политических на­строений, идейно-нравственных убеждений, в том числе само­го автора и его сверстников. Событийный материал почти всегда сопровождается напряженным размышлением о причинах и сути того, что происходит в жизни.

Под этим углом рассматривается эволюция взглядов М.С.Горбачева в переломный момент перестройки, его неожи­данные повороты и метания. Именно эти зигзаги более всего определяли назревание и развитие тогдашней кризисной си­туации. Именно об этом обстоятельно рассказывается во вто­рой половине книги.

Глава 1

ГОРОД В СТЕПИ

Выстрел на Набережной. Раннее детство мое оказалось на­полненным событиями острыми и драматическими. Они оста­вили глубокий след в моем сознании на долгие годы, а может быть, и на всю последующую жизнь.

Летом 1931 года, после окончания первого класса, я по­ехал погостить в хутор Антонов, откуда происходили мои ро­дители, где родился и я, где проживала наша многочисленная родня. Хутор располагался на правом гористом берегу степной речки Аксай-Есауловский — одного из левых притоков Дона. Чистые воды реки питали огороды прибрежных хуторов, во­дились в ней рыба и раки. А местным казачатам тут было раздолье для купания. От соседних хуторов Антонов отличал­ся тем, что он был староверским поселением. Через улицу, наискось от куреня дяди Никифора, стояла староверская цер­ковь-часовня, невысокое, чуть повыше жилых домов, стро­ение с небольшими куполами, но без колоколов. Запрет на колокола уходил еще во времена раскола. Староверский уклад жизни отличался особой строгостью в соблюдении религиоз­ных канонов и обрядов, постов и молебствий, с безусловным послушанием детей родителям, женщин — мужчинам. Рево­люция, гражданская война подрасшатали старый быт. И все же перед войной этот быт держался еще довольно крепко.

Отец мой, судя по рассказам, был до призыва в царскую армию грамотным парнем. Одно время даже замещал учителя в хуторской школе, помогал псаломщику в часовне. Вернув­шись из Красной Армии, где последнее время служил коман­диром взвода кавалерийской разведки, был некоторое время секретарем сельсовета. А в период НЭПа безуспешно пытался разбогатеть, то на торговле скотом, то на продаже арбузов. Разочаровавшись, махнул на все рукой и в 1926 году перевез семью в Котельниково — районный центр и ближайший же­лезнодорожный узел. Здесь он овладел портняжным ремеслом, оставался портным всю жизнь, до самой пенсии. С Котель­никово связаны восемнадцать лет моей жизни.

С переездом в Котельниково образ жизни родителей силь­но изменился. Хотя иконы на божнице сохранились вплоть до военных лет, но ни отец, ни мать не молились по утрам, на ночь, перед трапезами и после, как это происходило в семье моих дядьев в Антонове. При этом они продолжали считать себя верующими. Целые дни отец проводил за швейной ма­шиной, мать помогала ему, готовая продукция — казачьи фу­ражки и прочие головные уборы — отправлялась «деду Крю­кову» — державшему на базаре торговлю. Отец не был членом партии, но политикой в молодые годы, видимо, интересовал­ся. По вечерам иногда уходил в какую-то школу, в горнице у нас висели на стенке портреты Рыкова, Зиновьева, Троцкого, позже — Сталина. Через некоторое время портреты исчезли. В Котельниково отец тоже пытался разбогатеть. Один раз отрыл во дворе яму для ледника, зимой завез даже лед, наде­ясь в жаркое летнее время выгодно сбыть его торговцам, но ледником пришлось пользоваться лишь матери. Другой раз он чуть не купил карусель, но вовремя спохватился — пропал лишь задаток. Куда больше, чем с коммерцией, ему везло в отношениях с женщинами.