Ураган. Последние юнкера - [78]

Все задвигалось быстрее. Небольшой ручей, по ту сторону которого была станица Новодимитриевская, обратился в довольно широкую быстротечную речку, глубиной почти до пояса. Мост снесло, и речка эта стала препятствием для артиллерии и обоза. Все остановились.

Большевистская артиллерия начала бить по берегам. Если было уже тяжело идти против вьюги и ветра в степи, то еще тяжелее было стоять на месте и ждать, да еще под разрывами тротиловых гранат.

Разведчики наши были уже на той стороне. На берегу речки стояла рота Офицерского полка. Бывалые офицеры не теряли бодрого настроения и даже острили по поводу предстоящей холодной ванны. Генерал Марков был туг же. Потирая руки, он шутил с офицерами. Потом первый прыгнул в воду, погрузился по пояс и быстро двинулся к другому берегу. За ним, держа винтовки над головой, переправилась вся офицерская рота. Было видно, как они рассыпались в цепь и исчезли в белой пурге.

Стрельба участилась.

Где-то левее переправлялись корниловцы.

Уже темнело, а мы все стояли на берегу, ожидая приказаний и не смея оставить орудия. Несколько юнкеров пытались развести из сломанного забора костер, но когда он разгорелся, граната угодила рядом. Юнкер Офендульев был тяжело ранен осколками в грудь.

Вскоре стало совсем темно. Артиллерия большевиков смолкла, доносились лишь отдельные выстрелы. Пулеметчики наши переправлялись и перетаскивали пулеметы уже в полной темноте. При этом шальной пулей в голову был убит начальник пулеметной команды, туркестанец, поручик Гегеман.

Наконец пришло сообщение, что станица занята нашей пехотой и батарея может переправляться. Переправлялись мы на наших уносах, выпряженных из зарядных ящиков, и часть зарядных ящиков оставили до утра. Холодная вода доходила нам лишь до бедер, но и это было неприятно. Как потом было хорошо повалиться на солому в теплой, душной хате!

На следующий день было еще холодно, но солнце уже вышло из-за туч. На улицах, в глубоких лужах таявшего снега, лежали трупы большевиков.

Настала наконец настоящая весна. Обильный снег быстро расстаял, по всей степи блестели озера, отражавшие небесную лазурь. Вдали синели кавказские предгорья и весенний ветер подбадривал и вливал новые силы.

Наши части отдохнули и переформировались. Все мелкие отряды были слиты в две бригады, коими командовали: Первой — генерал Марков, Второй — генерал Богаевский. В Первую бригаду вошли: Офицерский и Кубанский стрелковый полки. Во Вторую бригаду: Корниловский ударный и Партизанский полки. Вся конница объединилась под командой генерала Эрдели и полковника Покровского. Наша бывшая Юнкерская батарея вошла в Первую бригаду.

Была темная ночь, когда наша бригада выступила в направлении на станицу Георгие-Афипскую и железнодорожную станцию того же названия. Это было началом похода на Екатеринодар. Труднопроходимая грязь, глубокие лужи и сплошное болото, — орудия и повозки постоянно застревали, а конные и пешие уходили вперед. Части отрывались друг от друга или наступали друг другу на хвост. Какие-нибудь шесть верст тащились всю ночь.

Небо розовеет на востоке, начинают вырисовываться дали. Полотно железной дороги и домики станицы верстах в двух. Видна высокая станичная колокольня. Колонна, растянувшаяся ночью по степи, стягивается. Впереди видны конвой генерала Корнилова с трехцветным флагом, группа конных — Штаб армии — и сам генерал.

Станица и станция уже недалеко, а между тем — все тихо… Внезапно из-за водокачки повалили клубы дыма и освещенный солнцем, блистая сталью, выкатил из-за станционных построек большевистский бронепоезд. Несколько секунд царила тишина, но вот воздух как бы дрогнул и заныл. Несколько пулеметов бронепоезда разом забили по колонне. И что тут было… Все смешалось: кто ринулся в глубокую канаву у дороги, кто залег в кусты, кто побежал в сторону. Лошади попадали, путаясь в постромках, вырвались, понеслись по степи. Все ринулись назад, кроме нашей батареи. Пушки снялись с передков и через минуту ударили по бронепоезду. Бронепоезд сразу же откатился назад за постройки. Роты Офицерского полка рассыпались в цепь и пошли к станции. Завязался тяжелый бой.

Далеко влево были видны цепи нашей Второй бригады, атаковавшей соседнюю станцию. Было даже слышно, как они кричат «ура».

Вскоре подошли большевистские поезда со стороны Екатеринодара, и наше Первое орудие капитана Шперлинга оттянули на крайний фланг, чтобы их задержать. Большевистские поезда остановились в густых посадках и перестали дымить. Пристреляться к ним было трудно, так как мы должны были беречь снаряды. Зато они били по нам, стоящим на ровной степи, как по мишени.

Почти два часа грохотали разрывы гранат: перелет, недолет… Били и шрапом. Это был форменный расстрел. Мы остались в живых только потому, что несколько гранат, попавших между нашими орудиями, заглохли в глубокой грязи. Был ранен шрапнелью в ступню номер нашего орудия Прохоров, тот, который тащил меня, раненного под Кизитиринкой. Теперь я тащил его, стонущего, к оттянутым передкам. Кроме Прохорова были ранены бывшие юнкера-михайловцы Иссов и Владимиров, получившие пулеметные пули, — Иссов в плечо и Владимиров в глаз.