Ураган - [31]

— Салом восемьдесят второй, — произнес он. — «Боже мой! Да будут они как пыль в вихре, как солома перед ветром. Как огонь сжигает лес и как пламя опаляет горы, так погони их бурею Твоею и вихрем Твоим приведи их в смятение».

Мейвел махнул рукой в сторону Лестера и сосредоточил взгляд на Джимми Ньютоне.

— Так они говорят, что ураган может нас задеть?

— Да, они говорят, что может, — ответил Ньютон. — А я утверждаю, что именно так и произойдет.

Мейвел закурил очередную сигарету и снял с помертвевшей кожи обветренных губ крошку табака.

— Не пройдет и нескольких часов, как они еще что-нибудь скажут, — заметил он.

— Смотрите! — воскликнула Беверли, указывая на восток, где огромная тень постепенно заволакивала горизонт.

Все повернулись в указанном направлении. Горизонт был размыт плотной черной линией, которая мерцала и пульсировала.

— Что будет, то будет, — прошептал Лестер. — И похоже, нам недолго осталось ждать.

— Это еще не ураган, — покачал головой Джимми Ньютон.

— Кажется, я знаю, что это такое, — откликнулся Мейвел Хоуп.

Колдвел тоже знал, что это такое и почему оно изменяет форму, дрожит и пульсирует. Но только он собрался произнести это вслух, как Беверли подняла палец:

— Тссс! Слышите?

И до них донесся звук, словно тысяча скрипичных смычков трепетали на струнах где-то на небосводе.

— Да, я читал об этом, — промолвил Мейвел.

По мере приближения тень начала раскалываться, взрываясь мощными аккордами. Воздух пришел в движение от целой какофонии звуков — визгов, стонов и криков, которыми сопровождалось каждое расщепление.

Все небо заполнили птицы.

— Как красиво, — прошептала Беверли и схватила Колдвела за руку.

Остальные словно онемели, пока наконец Джимми Ньютон не изрек:

— Черт, я видал, как улетают птицы перед ураганом, но ничего подобного еще не встречал.

— Небо потемнело, — начал Мейвел.

— Потемнело? — переспросил Джимми.

— И во всех его частях появились всевозможные птицы.

— Откуда это? — поинтересовалась Беверли, но Мейвел уже быстрыми шагами удалялся к зданию.

— Мне надо заняться делами, — бросил он через плечо.

— Ну что, теперь ты видишь, что ураган приближается? — окликнул его Джимми Ньютон.

— Да, — кивнул Мейвел Хоуп. — Люди могут лгать, ошибаться и верить в собственные выдумки. Но птицы… — Мейвел обернулся и раздраженно махнул рукой. — Пошли, Лестер.

2

Первую часть своей истории Беверли рассказала Колдвелу за кофе, когда они сидели в «Логове пиратов». Она опасалась, что он может испугаться, но приближение бури лишило ее осмотрительности. И все же она начала не сразу.

— Мне понравилось ловить с вами рыбу, мистер Колдвел.

Колдвел кивнул, однако так и не назвал своего имени и никак не откликнулся на комплимент. Он уже чувствовал, что ему не избежать беседы с этой женщиной. Им придется обмениваться сведениями, забавными историями и отрывками из собственных биографий, и его пугала эта перспектива.

— Я ловила рыбу только со своим дедом на озере Симко, — продолжила Беверли.

Колдвел открыл рот и издал какой-то слабый звук. Беверли расценила его как знак вежливости и проявление интереса и поэтому продолжила, пока ее никто не остановил:

— Меня воспитал дед. Мои родители умерли, когда я была совсем маленькой.

На самом деле у Колдвела чуть не вырвалось: «Надо же, я тоже рыбачил на Симко, сначала с отцом и дядей Бейзилом, а потом с сыном Энди». Но он не сказал этого, и теперь Беверли ему рассказывала о том, как умерли ее родители.

Начала она с воспоминаний о своей матери Бренде. На самом деле они ни на чем не были основаны за исключением пьяных утверждений деда, что Беверли похожа на мать, так что иногда в его помутившемся сознании обе оказывались сестрами. Беверли представляла себе Бренду мечтательной и поэтичной, такой же, какой хотела стать сама, если бы ей не помешала ее несчастная судьба.

— Моя мама была очень одухотворенной женщиной, — говорила она. — И ее привлекало все таинственное.

Самым таинственным явлением являлся ее отец. Дед Беверли редко вспоминал о Джеральде, разве что когда окончательно вырубался в баре «Доминион», но по какой-то необъяснимой причине дар речи его все еще не оставлял. Поэтому, рассказывая свою историю Колдвелу, Беверли приходилось приукрашивать те немногие факты, которые были ей известны. Так, например, она знала, что отец родился в Англии, поэтому в ее рассказе он приобрел какой-то процент королевской крови. По крайней мере, он безусловно был аристократом, и у него не было профессии, впрочем, он в ней и не нуждался. У Джеральда были средства для того, чтобы удовлетворять свои немногие, но довольно дорогостоящие потребности: ему нужны были деньги на сигареты, которые он выкуривал тысячами, на выпивку, которую потреблял литрами, и на героин.

Составляя представление об отце, Беверли пользовалась несколькими источниками. Во-первых, она помнила фотографию Джеральда. На нем была футболка, очки в толстой оправе, а во рту сигарета; даже на поблекшем черно-белом снимке на его руках были видны табачные пятна.

Она довольно часто видела эту фотографию в кабинетах своих психотерапевтов, которые полагали, что в основе так называемых проблем Беверли лежит история ее отца и матери. А одна из них — агрессивная доктор Нот — как-то даже вытащила старый номер «Телеграммы» в разгар наискучнейшего сеанса Вероятно, она полагала, что это поможет вовлечь Беверли в оживленную дискуссию, хотя на самом деле она была далека от этого как никогда. Прежде всего это объяснялось постоянным приемом транквилизаторов, которые ей прописывала сама доктор Нот, так что почему эта толстая неприятная женщина вдруг решила, что фотография может возродить Беверли к жизни, остается только гадать.