Упрямый классик. Собрание стихотворений(1889–1934) - [3]

Глядит ко мне сквозь эту мглу.

Глядит сквозь эту мглу с мольбой

И будит горькие мечты —

Один листок, один живой

Свидетель летней красоты.

И говорит он: «Ночь темна,

Грустна безмесячная ночь,

Кругом глухая тишина…

О, не гони меня ты прочь!

О, не гони, не презирай

Моей унылой желтизны:

Я – мертвый лес, поблекший рай,

Могила песен и весны!

Я – память счастья и тревог,

Лесов живых, живых небес,

Последний трепетный листок

Из книги света и чудес.

Когда же грубо ветер злой

Меня в безмесячной тени

Сомнет, сорвет перед тобой,

Хоть раз, один хоть раз вздохни!»

1899

25. Измена

От сонных берегов, где в ласковом покое

Волны безропотной затишье голубое,

От узкой заводи, где на заре едва

Плескалась под веслом глубокая трава,

И в раннем лепете приветливой наяды

Душе мечталися бесценные награды, —

Прости, любимая! – я порываюсь вдаль

За черный гребень гор, где гневно блещет сталь,

И в смертных прихотях, и в долгих воплях боя

Хочу испить до дна призванье роковое.

1899

26. Март

Там, далеко на горах,

И в лощинках, и в долках,

Как зимы последний грех,

Тихо тает грязный снег.

И просторна, и пестра

Пробужденная гора.

Выше, выше – там пути

Человеку не найти:

Словно горы – облака,

И тропинка далека,

По которой мимо круч

К нам нисходит тонкий луч.

1899

27. Петух

Когда еще недвижны воды

И даль морозная глуха,

Мне веет радостью свободы

Веселый голос петуха.

Легко пронзая мглу ночную

Призывом звонким и простым,

Он шлет улыбку золотую

Мечтам рассеянным моим.

Он бодро требует ответа

Своей трубе, и слышен в ней

Мне праздник зелени и света

В родном саду в тени ветвей, —

Где по дорожкам солнце бродит,

Где речка сонная тиха,

И по заре свежей доходит

Веселый голос петуха.

1899

28. Фрейбург (Картина Мюнье)

С уступа плющ сползал широкими извивами,

Внизу белела древняя стена,

И песня рыбака дрожала переливами,

И голубела сонная волна.

И сердце родину любило молчаливую,

И блеск реки, и колокол вдали,

И меж лесистых скал тропинку прихотливую

Куда-то ввысь от долов, от земли.

Над светлой тишиной, над мирными долинами

Последний раз хотелося вздохнуть,

И унестись навек за теми исполинами

В сияющий и бесконечный путь.

1899

29. Актэон

Лишь на мгновенье узрел красоту без покровов,

Только мгновенье пред ним в наготе непорочной,

Бледная, звездного неба стояла царица…

Темная гибель висит над безумцем счастливым…

Ты ль Актэоновой участи, страстное сердце,

Ищешь – зажечься на миг и навеки погаснуть?..

1899

30. «Чужая гавань и люди чужие…»

Чуждая гавань и люди чужие, и яркое небо

Словно чужое. Глядишь – верить не смеешь очам.

Улицы – моря шумней, и в пламени воздух, и пышно

Золото страстных лучей сыплет чарующий день.

Клетка открылась – беги!.. Но что же ты смотришь, волнуясь,

Будто в смущеньи, назад, с палубы медля сойти?

Иль запросилося сердце туда – в эту ширь голубую,

Где неумолчной волны смутно качается зыбь?

Там ли родное внятней мечте открывается зоркой

В светлой мелодии звезд, в важной гармонии вод?

1899

31. Toscana

Полно, мой добрый хозяин! к чему в свой кубок глубокий

Льешь упоительных чар южного нектара мне?

Верь мне, и самая Геба меня б опьянила не слаще,

Чем этот воздух и зной, эта прозрачная даль,

И на пороге твоем, меж роз и зелени, взоры,

Полные солнца и мглы, дочери смуглой твоей.

1899

32. Два века

Юноша, гнев свой смири! Оставь назиданья, о старец!

Право, безумен, смешон ваш раздражительный спор.

Сердца жар не тебе залить, беспощадная мудрость,

Опыт медлительных лет, пепел потухших огней.

Страстное чувство, не ты признаешь венец упоений

В нежности тающих сил, в строгом сознаньи конца.

1899

33. Статуя Минервы

Вот изваянье любимицы мудрого Зевса.

Смотришь, как строгий резец в благородном усильи,

Творческим духом провидя высокую тайну,

Мрамору твердому предал божественный образ.

Смотришь – и молишься чистому счастию знанья,

Мысли кипящей и мудрости тихим вершинам.

1899

34. В дальнюю чащу лесов

В дальнюю чащу лесов укройся, дрожащая нимфа.

Слышишь, как рог заревел, как заливаются псы.

Дерзкий пришелец в твое вторгается влажное царство…

Где же твои соловьи? Где же молчанье твое?

Треск и проклятья кругом, – и дикая жизнь торжествует

Здесь, на могиле твоих тайных мечтаний и снов.

1899

35. Сион

Мшистые камни… стена… то шепот, то стоны молитвы…

Вы ли, гонимые, здесь бледной стеснились толпой?

Мрачною верой горят, как факелы темные, взоры;

Буря рыданий и слез к темному небу растет…

«Боже! Мы – прах пред Твоей венчающей верных десницей.

Боже! Открой нам, открой недостижимый Сион!»

1899

36. Старый колокол

Грустно ты, колокол старый, на ветхой поник колокольне.

Вижу: уж больше тебе дальний простор не будить

Светлым, как день, торжеством улетающих в небо хвалений,

Строго протяжной волной долгих надгробных молитв.

Позднего ль ветра крыло тебя торопливое тронет —

Глухо последним «прости» скажется гулкая медь.

1899

37. Надпись на «Декамероне»

Тот был душою герой, кто в бледном преддверии гроба,

В темных угрозах чумы жизни разгадку обрел:

Смерти – молчанье могил и мрамор холодных надгробий,

Жизни – веселье и блеск, жизни – любовь и цветы.

Бодро испей до конца всю чашу манящих восторгов —

Черная смерть у дверей в строгих одеждах стоит.

1897

38. «Месяц серебряный в темные наши аллеи…»

Месяц серебряный в темные наши аллеи,