Упреждающий удар - [9]

* * *

На здании станции горела одинокая лампочка. Она немного подняла мне настроение, но ненадолго. Когда свет лампочки упал на мои часы, я ужаснулся. Часы показывали половину четвертого ночи.

Я сел на скамейку, покрытую росой, охватив себя за плечи, и стал вовсю трястись и раскачиваться. Температура воздуха упала, наверное, градусов до четырех. Осень давала о себе знать.

Я думал о маме. Неужели она все еще ждет меня? Мне было стыдно, но я заставил себя преодолеть стыд. Что значит — стыдно? Что значит — неловко? Я ведь не просто так отсутствовал, я был занят делом… Только мне было противно, что я не сдержал своего слова, но все-таки…

Сказать, что мне было холодно, значит, не сказать ничего. Я замерз как цуцик. Зато теперь я знал, что такое настоящие испытания — они вовсе не походили на те, которые мне довелось пережить до этого вечера.

Чтобы не замерзнуть, я вскочил, принялся бегать по перрону… долго бегал — хорошо, что среди ночи меня никто не видел! Потом остановился и стал изучать расписание электричек. И вдруг обнаружил одну — она шла в Москву около четырех часов утра. Я опустил взгляд на часы — и тут лампочка погасла… Но, слава богу, ждать оставалось недолго, каких-то двадцать минут.

На этой электричке я вернулся в Москву. Галстук обматывал вокруг шеи вместо шарфа, чтобы не мерзнуть. Домой приехал на первом поезде метро.

Глава 3 Вызов на допрос

И что же, вы думаете, полегчало мне после того, как я спрятал кейс? Нет, нисколько не стало легче мне… Я лишь устал до чертиков, и еще, мне зверски хотелось спать — а волнение как было, так и осталось.

Зато мама приготовила мне сюрприз. Нет, дома все было в порядке, но мама не вышла встречать меня. На кухне я обнаружил записку: «Котлеты в холодильнике, сковорода с картошкой на плите, спокойной ночи», а ниже стояла приписка: «00:30». Вот что меня изумило! Я не приехал, мама обождала полчасика, а потом спокойно легла спать!

Озадаченный, я снял крышку со сковородки, добавил туда котлету, подогрел все это на огне и с радостью уплел, а сам был полон недоумения — ну почему, почему моя мама мне так доверяет? Любой другой на ее месте просто с ума сошел бы от тревоги за собственного сына, а она…

«Ну что же, спит… и пусть спит, — подумал я. — Мир твоему сну, мама». И осторожно закрыл дверь кухни. Теперь мне надо было перетерпеть один час до того, как отправиться на работу.

Один час — это много. Особенно в моих условиях. Особенно ночь не спавши. Капитально переволновавшись с этими идиотскими деньгами.

Короче, я несколько раз прошелся по кухне, а потом взял да и включил телевизор. Он у нас, маленький, черно-белый, стоял на холодильнике. По одной из программ передавали утренний криминальный выпуск. Я так и вперился в экран. Но дудки, про Деда — ни слова, ни полслова.

Интересно, подумал я, возобновляя хождение по кухне. Почему о таком важном событии — МУБОП и отряд ОМОНа разгрохали офис солидной фирмы — ни слова, ни полслова? Информация не заслуживает внимания или просто не успели подготовить?

Я сварил себе кофе — с запасом, не на одну чашку — и стал пить. И все размышлял, размышлял… Теперь уже — о собственных действиях. Все ли правильно я сделал? Нигде не нахомутал? Кто его знает… В конце концов, если бы у меня была ячейка в швейцарском банке, воспользовался бы я ячейкой. А так — закопал кейс с большими деньгами в землю, и ладно. Действовал, так сказать, по возможностям.

В конце концов, я ничего путного не придумал, кроме как допить кофе и выключить телевизор. Часы показывали половину восьмого. Было самое время отправляться на работу.

* * *

Наше Здание стоит среди чистых полей, на двадцать втором километре Клыковского шоссе — если считать от главпочтамта, или на втором — если от кольцевой дороги. Это в самом деле белоснежное здание-свечка, этакий модерн — двадцать четыре этажа в высоту, ресторан и несколько киосков на третьем этаже, вертолетная площадка на крыше, тонированные стекла. Что еще сказать? Бесшумные скоростные лифты, престижного цвета «антрацит» дверные ручки. Все это вам должно быть известно по зданиям супермаркетов на Западе. У нас постепенно входит в обиход, хотя и выглядит еще в диковинку. Ничего. Переживем.

Главное, в нашем Здании очень уютно работать. Поэтому мы и зовем его Здание — с большой буквы.

Службы концерна «Деденко» разместились на этажах с двадцатого по двадцать четвертый, а остальные этажи отданы в аренду другим фирмам. Благо, таких, готовых разместить у нас свои офисы, оказалось предостаточно.

Наше Здание построил Дед. Он переехал в Москву и сказал: «Хочешь здесь работать, построй себе рабочее место». И построил… Неплохо, надо сказать, построил.

Я подъезжал к нашему небоскребу со смешанными чувствами. Что-то должно было измениться в нем после ареста Деда? Сначала ничего я не заметил. В холле все было по-старому. Лифты работали как всегда.

Первым, кого я встретил на двадцать втором этаже, были один из водителей по имени Изя и Вовка Довгарь. Вовка нахально дымил сигаретой и, совершенно не обращая на меня внимания, спросил:

— Изя, у твоей жены девичья фамилия Айзберг?

— Да. А что?