Уплывающий сад - [72]

Весь день я упрашивала: поедем пораньше, на всякий случай, ведь неизвестно, что может произойти, твердила я, а они — моя сестра и Б. — пожимали плечами, удивлялись, что со мной, даже затыкали уши. Но в конце концов сдались. Мы приехали раньше, чем нужно, и еще не было смысла искать на табло прилетов рейс Юлии. Ну вот, пожалуйста, разве я не говорила, что случиться может всякое, в том числе и то, что рейс отменили и Юлия сегодня тоже не прилетит, если только — неожиданная мысль — самолет не приземлился раньше времени и сейчас она не стоит у выхода, близоруко щурясь и напрасно высматривая наши лица. А ведь именно от этого и следовало бы ее уберечь, ее, человека, которого эпоха лагерей и убежищ искалечила, ограбила, обрекла на одиночество.

Б. побежал к пункту информации, быстро побежал и быстро вернулся.

— Она здесь!!! — кричит он. — Она в группе олим[119] в зале прилетов. Самолет сел чуть раньше.

У стеклянной стены, за которой начинается зона прилетов, уже нет столпотворения, лишь несколько человек ожидает вновь прибывших. Зал пустой, багажные ленты неподвижны. Напротив, в глубине, небольшая группа людей. Мы ищем Юлию и находим ее, одну за другой. Но всё не ту. Она видится нам в каждой женщине, но каждый раз не она… Мы стоим, оглядываемся по сторонам. И вдруг из-за колонны, чуть поодаль от только что прилетевших пассажиров, появляется большая шляпа, и уже ясно — это она, она, любительница шляп. И тут же, за широкими полями с лентой, — приземистая фигура в длинном зимнем пальто, с сигаретой в руке. Юлия нервно курит. Докуривает одну сигарету и достает следующую… Расстегивает пуговицы пальто — там, откуда она прибыла, сейчас суровая зима — и снова застегивает. Открывает сумку, что-то ищет, не находит.

Одиноко стоит в большом пустом зале.

Очень тихо, словно раскрывая какой-то секрет, я шепчу сестре: «Ты знаешь, она сейчас выглядит так же, как тогда… в тот день, когда…» Я не заканчиваю фразу, жду, что сестра возразит, я очень хочу, чтобы она возразила, сказала: что ты плетешь, — но моя сестра молчит, кивает…

Мы ждем у выхода. Юлия появляется одной из последних. Она толкает перед собой тележку с двумя чемоданами. Останавливается, отирает платком пот со лба и остается стоять, не отнимая его от лица, — так, может, она вовсе не пот вытирала?

Еще мгновение, и она обнимает нас, прижимает к себе и долго держит в объятиях. Под полями шляпы ее лицо — влажное и постаревшее.

Мы взволнованно спрашиваем:

— Ты хорошо себя чувствуешь? Как прошло путешествие?

— Теперь хорошо, теперь уже хорошо, — отвечает она, и тут же добавляет: — Вот только этот человек в самолете, который сидел рядом… этот бедный человек, он все время говорил, рассказывал о том, что пережил в те годы, и никак не мог остановиться, ему нужно было говорить.

Она хотела отстраниться, хотела не слушать, но слушала, и то время опрокинулось на нее лавиной… Она снова была там, на том месте, тогда…

Наше молчание продолжается довольно долго. Юлия прерывает его первой — спрашивает про живописный раскидистый сикомор, растущий рядом с домом, о котором знает из наших писем; и стоит ли уже скамейка, которую мы собирались поставить в его тени.

«Я буду там сидеть, буду читать книги…»

Мы садимся в машину. Едем.

Ночью в пути W podróży, nocą Пер. Е. Барзова и Г. Мурадян

Я ехала в город В.? Возвращалась из города В.? Поначалу было непонятно, но вскоре прояснилось: я ехала в В. Поезд был почти пуст, и трудно объяснить, почему я не села на свободное место, а все ходила из вагона в вагон, заглядывая в каждое купе. За окнами мелькал молодой лесок. Внезапно меня кольнуло предчувствие, испытанное всего лишь раз в жизни, потому что мне всего лишь раз случилось сесть в поезд, который шел не туда. Давно, тридцать лет назад. Тот эпизод вспомнился мне теперь в мельчайших подробностях. Тогда, совсем как сейчас, я не села в купе, а стояла в коридоре и удивлялась, почему поезд едет через молодую сосновую рощицу, а не так, как ему положено — Вдоль пригородных заводских корпусов. «Это поезд в В.?» — спросила я проходившего по коридору кондуктора. «Нет, этот поезд идет в П.», — спокойно ответил он, добавив, что поезд скорый и остановится только через час на узловой станции.

На этот раз я не могла спросить кондуктора — его не было — и вышла на первой же станции.

Прямо напротив, на соседнем пути, ждал другой поезд, который тут же тронулся, как только я в него села.

Это был смешанный состав, в основном из товарных вагонов: пустых — ни чемоданов, ни багажа — и очень чистых. В одном из них кондуктор обнимал в уголке молодую девушку. Тела их не соприкасались, разделенные красным фонарем, висевшим на груди у кондуктора. Я почувствовала, что и этот поезд не идет в В., собралась было спросить кондуктора, но раздумала — не хотела мешать молодой паре.

За окнами, в темноте, мелькали уносимые ветром мелкие светящиеся точечки.

Я открыла дверь купе, в котором дремали пассажиры.

— Этот поезд идет в В.? — спросила я.

Вырванные из сна, они в недоумении покачали головами, а сидящий у двери мужчина ответил вопросом:

— Как это — в В.?

Другие внимательно на меня посмотрели.