Уплывающий сад - [56]

Шрифт
Интервал

Есть те, кто при упоминании сарайчика для инструментов — лопат, тачек, кирок — сразу же уточняют, что туда складывали тела убитых. В памяти других его окутывает туман забвения.

Точно так же дело обстоит с Вайскранцем, с той лишь разницей, что все знают, а многие даже видели, как именно его убили.

День ото дня первоначальный набросок обрастает подробностями, и в итоге оказывается, что неизвестно, в каком направлении катилась бочка с пекарем: вдоль плаца или поперек? Остановилась ли она, врезавшись на полном ходу в колючую проволоку, огораживавшую плац, или же ее остановили — по приказу коменданта — заключенные?

Разумеется, это не единственное расхождение в кропотливо смонтированном коллаже о смерти в бочке. Таких расхождений гораздо больше, вот почему спустя двадцать семь лет после того трагического, а для тех лет привычного происшествия солнечным жарким летом пекарю Вайскранцу приходится каждый день воскресать и умирать заново. Причем и то и другое — и воскрешение, и смерть — происходит в темпе замедленной съемки, глаз камеры подмечает каждую, даже самую незначительную подробность — собирался дождь, крестьяне сгребали сено — и каждую фазу того происшествия.

Пять часов утра. Сентябрь месяц. Точную дату определит еврейский календарь, поскольку речь о еврейском мире.

Барак номер 2. Всего их десять, потому что лагерь небольшой. Пять часов, начинается новый лагерный день.

Уже самые первые его минуты вызывают у тех, кто спрашивает, сомнения. Кто-то говорит, что в тот день Вайскранц не встал с нар, что его разбудил капо Хайнц, который в ходе обыска в бараке обнаружил на нарах больного пекаря, а под его нарами — бутылку. И что он немедленно сообщил коменданту о нарушении, совершенном заключенным. Что касается той бутылки, все согласны, что она действительно была. Вайскранц страдал от болезни мочевого пузыря, и у него не было сил вставать ночью. Что касается времени, тут мнения расходятся. Капо Хайнц нашел бутылку в тот день, когда Вайскранца убили, или же бочка — следствие найденной бутылки?

Многие говорят: «Да. Именно так. Я помню точно».

Многие говорят: «Инцидент с бутылкой произошел неделей раньше, бочка никак не связана с бутылкой, обнаруженной Хайнцем. История с бочкой была позже».

Одни: «Было пять часов, в пять мы вставали на поверку, капо Хайнц входит в барак, орет aufstehen, Kinder![88], завтрак на столе, так что все поняли, что капо Хайнц встал с левой ноги и что завтрак будет не приведи Господи. Каждый старается как можно быстрее выскользнуть из барака, но не каждому это удается, потому что капо Хайнц стоит в проходе с палкой и по голове, по голове… Не зря он говорил про завтрак. А потом — что случалось не всегда — он устроил обыск в бараке, где в углу, на нижних нарах, лежал укрытый одеялом и уже несколько дней болевший старый пекарь Вайскранц. Штубовой[89] Бенек не доложил о Вайскранце, потому что Бенек был неплохой парень и делал, что мог. Но он не всегда мог. Так что капо Хайнц стоит над Вайскранцем, а Вайскранц-мусульманин спит как ни в чем не бывало.

Что ж, сказали мы мысленно, был Вайскранц, нет Вайскранца. Если капо Хайнц ударит его палкой, то каюк. Но капо Хайнц сначала нагнулся и вытащил из-под нар бутылку. У Вайскранца не было сил вставать ночью к параше. Лишь тогда капо Хайнц разорался и, забыв его ударить, помчался к коменданту. Капо Хайнц был, как известно, тот еще пес. А штубовой Бенек говорит пекарю: „Вайскранц, ты бы лучше встал и пошел в котельную, потому что я тебя больше прикрывать не могу“. Так что Вайскранц сполз с нар и пошел с командой в Kohlensieberei[90], и туда в десять часов пришел комендант с оберкапо, они вытащили Вайскранца на плац и велели ему залезть в бочку».

А другие: «Это был пожилой, очень набожный человек. Он работал в Kohlensieberei и через месяц сделался мусульманином, поскольку это была очень тяжелая команда. Штубовой Бенек его прикрывал, потому что у него был набожный отец, который погиб в газовой камере, и Бенек часто говорил, что Вайскранц напоминает ему отца. Только поэтому он его защищал, а с другими-то не был таким добрым, этот Бенек-штубовой. И когда капо Хайнц нашел под нарами пекаря бутылку, штубовой поговорил с Хайнцем, и капо не доложил об этом коменданту. Ну а Вайскранц, так как был больной и слабый, встал и пошел в Kohlensieberei, чтобы его не отправили в санчасть. Потому что из санчасти его забрали бы прямиком в печь. И только через неделю Вайскранца убили на плацу, в бочке.

Совсем по другой причине…»

Каждое утро — а дни стоят более солнечные и жаркие, чем тот сентябрьский день, — спит пекарь на своих нарах. Каждое утро в барак номер 2 входит капо Хайнц и произносит фразу о завтраке. День за днем он проводит в бараке обыск, день за днем сползает с нар больной пекарь и поддерживаемый заключенными встает на перекличку…

Третьи: «Через неделю, совсем по другой причине. За ту бутылку Бенек за него заплатил. Через неделю слабый и больной пекарь Вайскранц сполз утром со своих нар, обошел барак и сказал заключенным, что сегодня — день поста. Утром он не стал пить кофе. Он был очень набожным и богобоязненным, постился и хотел, чтобы другие тоже постились. Но никто не постился, только он один. Едва на ногах держался, и комендант сразу это заметил. Тогда капо Хайнц сказал, что Haftling


Еще от автора Ида Финк
Три рассказа

Сегодня мы знакомим читателей с израильской писательницей Идой Финк, пишущей на польском языке. Рассказы — из ее книги «Обрывок времени», которая вышла в свет в 1987 году в Лондоне в издательстве «Анекс».


Рекомендуем почитать
Opus marginum

Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».


Звездная девочка

В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.


Маленькая красная записная книжка

Жизнь – это чудесное ожерелье, а каждая встреча – жемчужина на ней. Мы встречаемся и влюбляемся, мы расстаемся и воссоединяемся, мы разделяем друг с другом радости и горести, наши сердца разбиваются… Красная записная книжка – верная спутница 96-летней Дорис с 1928 года, с тех пор, как отец подарил ей ее на десятилетие. Эта книжка – ее сокровищница, она хранит память обо всех удивительных встречах в ее жизни. Здесь – ее единственное богатство, ее воспоминания. Но нет ли в ней чего-то такого, что может обогатить и других?..


Абсолютно ненормально

У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.


Песок и время

В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.


Прильпе земли душа моя

С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.