Унтер-офицер и другие - [28]

— Видите мою одежду?

— Да, и даже знаем, каким образом ты попал на фронт. Но за это время ты мог и человека убить.

— Чем?

— Как это чем?

— Оружия у меня нет. Вам это сделать было намного легче, и вы наверняка делали это.

— Но ведь мы-то были на фронте!

— Оставь, Эдуард, не спорь с ним. Это не солдат, а деревенщина. Он думает, что в противника не стреляют, а бьют его по заднице.

— Что я, идиот, что ли? Вы лучше ответьте на мой вопрос.

Галфи подошел к ним ближе. Голос его дрожал, как у полкового священника во время молитвы.

— Успокойтесь, ради бога, не оскорбляйте друг друга. Я ведь хотел только сказать, что нам о тебе мало что известно.

— Очень даже хорошо все известно! — распалялся Мольнар. — Вполне достаточно. Ты разве не слышал, что о нем сказал старший унтер-офицер? Ведь он же политический! Нам только того и не хватает, чтобы всех нас сцапали вместе с ним! Не хами! Если тебе показали палец, это вовсе не означает, что нужно отхватить и пол-руки. Убирайся отсюда побыстрее, пока я не передумал и не передал тебя опять Шухайде.

Однако Сийярто спокойно повторил, что никуда не пойдет до тех пор, пока не наестся и не подготовит себя к дороге.

— У меня к вам, собственно говоря, есть предложение, — проговорил вдруг арестованный и взглянул на прапорщика. — Если вы меня отсюда не прогоните, позже я отплачу вам за это добром.

Мольнар сразу же преобразился, мысленно оценивая представлявшуюся им возможность.

— На той стороне? — спросил он дружелюбным тоном.

— Да, конечно.

— Ты имеешь в виду — у русских?

— Да.

Галфи обвел всех присутствующих в комнате возмущенным взглядом, будто перед ним стоял по крайней мере взвод солдат, каждому из которых он хотел обязательно заглянуть в глаза.

— Меня лично это нисколько не интересует, — с достоинством заявил он. — Я, Эдуард Галфи, не собираюсь полагаться на добрую волю противника.

Однако Мольнар имел на этот счет свое мнение.

— Не порти дело, Эдуард, — заметил он. — Уж не хочешь ли ты окочуриться здесь между двумя фронтами? Или, может, ты думаешь, что к нам сюда прилетят ангелы и на крыльях унесут нас домой? — Повернувшись к Сийярто, унтер спросил: — А кого ты там знаешь?

— Лично никого не знаю.

— Тогда чего же болтаешь? А я-то думал, что у тебя там есть какой-нибудь важный приятель.

— Даже никого не зная лично, я уверен, что так оно и есть.

— Да ты говоришь как русский…

— Не совсем так, но…

— По-твоему, русские только тем и занимаются, что по всему фронту разыскивают тебя, чтобы спросить, за кого ты хочешь замолвить словечко? Нет, дружище, в эти игрушки играй один! Нам же лучше заранее переодеться в гражданское.

Галфи считал, что на этом разговор далеко еще не окончен, и потому поинтересовался:

— А среди венгров ты где надеешься найти себе друзей?

Сийярто казался вконец измученным, к тому же он ужасно хотел есть.

— Среди тех, кто не желает погибать… — нервно ответил он.

— Но ведь они хотят загубить всю страну! Или тебя это нисколько не интересует? Взгляни кругом!..

— Не русские начали с нами войну.

— Этого я и не утверждаю, однако это не меняет сути дела. Посмотри: повсюду разрушения, повсюду трупы, повсюду беженцы, а у тебя одно-единственное желание — живым дождаться прихода русских…

— Ну хватит болтать! — оборвал прапорщика унтер.

— Это не болтовня.

— Самая настоящая пустая болтовня! С тех пор как я себя помню, нас только ею и кормили: и в школе, и на призывном пункте, и в армии. Иногда мне кажется, что вместо крови у меня в жилах течет жидкая болтовня. А что от нее толку?.. Разве я стал умнее от нее? Черта с два!

В этот момент в комнате появились Йошка Вег и Альберт.

— Располагайтесь, господа, — сказал Альберт.

— А, вот и ты! С тобой по крайней мере можно говорить о серьезных вещах.

— Очень рад.

— Я вижу, твои господа основательно упаковали вещи и дали деру. Но ты, надеюсь, понимаешь, о чем идет речь? Скажи-ка нам, что у вас в доме осталось из еды? Да не вздумай скрывать!

Альберт всплеснул руками, словно ворон крыльями.

— Я должен вас огорчить. Господин барон приказал все ценные продукты забрать с собой, а остатки сегодня разобрали солдаты.

В комнату осторожно вошел Фекете и испуганным взглядом уставился на Альберта. «Что стоит эта свобода, если приходится умирать здесь с голоду?» Он дернул ремень, на котором висел автомат. Фекете охотнее всего снял бы автомат совсем, поскольку считал: где нет солдатского довольствия, пусть от него и службы не ждут.

— Ничего не понимаю, — замотал головой унтер. — Выпивка есть, а еды нет, да?

— Да, именно так, мой господин. К сожалению, потому и остались напитки, что господа забрали с собой все продукты. На повозках совсем не оставалось свободного места.

— Выходит, ничего нет?

— Абсолютно ничего.

— А чем же ты сам собирался здесь питаться?

— Я? Вы забыли, господин, что именно вы и задержали меня здесь. Если б вы мне не помешали, я давно бы был в пути.

— Это верно, черт возьми! Я об этом забыл.

Мольнар был так голоден, что один мог запросто съесть полбатона салями.

— Скажи, Эдуард, а у тебя лично тоже ничего нет?

— А откуда у меня могут быть продукты? Вчера вечером мы открыли последнюю банку консервов, а сегодня утром подкрепились лишь палинкой.