Унтер-офицер и другие - [13]

Дождь лил не переставая. Солдаты шлепали по грязи, они шли на бойню, шли и шли. Ведь на войне не только победители воюют до последней минуты.

У Мольнара было тяжело на душе. Он переживал нечто похожее на стыд, когда оставляешь людей в беде. Однако он поспешил поскорее отогнать от себя эти неприятные мысли.

«Банда безмозглых идиотов! — мысленно выругался он, зная по опыту, что лучшее противоядие против сентиментальности — это разжечь в себе злость. — А почему бы и вам не смыться отсюда, болваны?..»

Сумоньская дорога действительно сохранилась в отличном состоянии. Покрытая белым гравием, укатанная, обложенная дерном, она была прямая, как стрела. «Зюндапп» не ехал, а буквально летел по ней. Однако утверждение, будто солдаты не пользовались ею, не соответствовало действительности. Через несколько минут бешеной гонки унтер чуть не налетел на пятнадцатидюймовое орудие, которое как раз перетягивали через дорогу. Орудие устанавливали на полянке. Командовал им пожилой, неприятного вида, небритый капитан. На лице у него было написано, что он запасник и что весь этот цирк ему давно осточертел.

— А ты чего тут скачешь, будто тебе под зад дали?! — заорал он на унтера. — Глаз, что ли, нет? Ну, поди-ка сюда, посмотрим, чего тебе тут надо!

Мольнар бодро соскочил с мотоцикла и вытянулся.

— Господин капитан, покорно докладываю, везу срочное секретное донесение. Ищу господина подполковника Сомолани, командира батальона.

— А что это за батальон?

— Второй батальон седьмого пограничного полка.

— И они точно тут?

Мольнар, не задумываясь, соврал:

— Тут, я уже второй раз сюда езжу.

— Предписание есть?

— Так точно, господин капитан.

Капитан неохотно взял бумаги в руки. У этого унтера все было как с иголочки — кожанка, перчатки, башмаки, будто его только что обмундировали.

— Ты нилашист?

Мольнар позволил себе иронически усмехнуться, настолько, чтобы деликатно намекнуть на свое отношение к нилашистам, но так, чтобы это не показалось бы капитану излишней фамильярностью.

— Никак нет, господин капитан. Нилашисты прочно застряли в дерьме.

— Я бы им показал, если б не нацисты, которые им так покровительствуют.

— Господин капитан, нацисты тоже в дерьме. Только мы — нет.

Капитан печально покачал головой:

— Ты, сынок, ошибаешься. Мы-то с тобой как раз и попали в самое грязное дерьмо. Если ты не знаешь этого, то еще узнаешь. Ну, иди к черту!

— Слушаюсь, господин капитан.

— Эй, подожди-ка. Значит, говоришь, позади нас еще пограничники стоят?

— Целый батальон, господин капитан.

— Хорошо, сынок, это хорошая новость. А я тут уж думал, что справа пустота, да и только. Если придется вдруг драпать, я ведь эти печные трубы под мышку не ухвачу.

И Мольнар поехал дальше. Через два километра лес стал редеть. Просторные поляны сменились рощицами в форме круга или эллипса. Постепенно лес превратился в парк. Унтер напрягал зрение, чтобы осматривать местность. Ему совсем не хотелось нарваться сейчас, в форме и с оружием, на советские части. Служить дальше он не желал, но и попасть в плен к русским тоже не хотел.

— Сейчас замок увидите! — крикнул ему парень с такой гордостью, будто по меньшей мере половина усадьбы принадлежала ему. — Чудесный дворец! Во всей округе другого такого нет.

Однако безмятежно насладиться чудесным видом, который вдруг открылся перед ними, Мольнару не удалось. В тот момент, когда Мольнар заметил среди деревьев огромный дворец с двумя флигелями, на дорогу выбежали солдаты и нилашисты с оружием на изготовку.

— Стой! — заорали они.

Командовал ими молоденький лейтенант с повязкой нилашиста. Он явно нервничал, автомат прыгал у него в руках, губы дрожали. То ли он до смерти был перепуган, то ли собирался сегодня сделать какую-то великую глупость, которую сам считал геройством.

Мольнар хорошо знал, что с такими людьми шутить нельзя: у них так расшатаны нервы, что они сразу же стреляют — то ли от злости, то ли от страха, но всегда сразу.

Мольнар слез с мотоцикла, подскочил к лейтенанту, правой рукой поприветствовал его, а левой протянул ему предписание.

— Господин лейтенант, покорно докладываю…

— Заткнись! Говорить буду я. Вы еще получите у меня, дезертирская банда! Фронт прорван, а вы тут катаетесь на мотоциклах, свиньи, предатели!

— Господин лейтенант, согласно предписанию…

— Цыц! Здесь никакие документы не действительны. Или мы победим или вы сдохнете, ясно?

— Но, господин лейтенант, меня повесят за невыполнение приказа. Господин командир батальона…

— Обо всем доложите командиру штурмового отряда.

— Господин лейтенант, но этот парнишка вовсе не солдат…

— Хватит болтать! Повтори приказ!

«Стоп! — мелькнуло у Мольнара в голове. — Этот сумасшедший болван готов прошить меня очередью из автомата, если я не закрою рот».

— Слушаюсь, господин лейтенант, во дворце обо всем доложить командиру штурмового отряда!

Подручный паренек был ни жив ни мертв. Он уставился на лейтенанта, выпучив глаза и раскрыв рот, и, казалось, набирал в легкие воздух, готовясь издать какой-то звук. Ничего удивительного в этом не было: садишься на мотоцикл этаким тихим штатским человеком, а через какие-нибудь полчаса слезаешь с него солдатом штурмового отряда. Столь бурная карьера, только не вверх, а наоборот, вниз — в землю-матушку!..