Университет Истинного Зла - [65]

Слёзы всё не заканчивались, как и не выплеснутые когда-то эмоции. Я жалела себя и Данталиона за нашу неожиданную связь, корила судьбу за встречу с Трималом, вспомнила даже незаслуженный неуд по теории проклятий. События от действительно ужасных до откровенных пустяков всплывали в памяти одно за другим, заставляя меня выплёскивать всё то, что так отчаянно держала в себе многие годы. Я, наверное, пролежала на полу в парадном платье несколько часов, а истерика всё не утихала.

Даже когда скрипнула дверь и раздались торопливые шаги, я не нашла в себе сил успокоиться.

— Нинэль! — обеспокоенно воскликнул архимагистр, опускаясь рядом со мной на колени. Я ответила ему новым взрывом рыданий. Так всегда случалось, когда кто-то начинал меня жалеть. — Что случилось, маленькая?

Тихий голос вдруг вызвал неожиданную волну тепла в моей душе, а мужские пальцы ласково погладили меня по плечу. Я всхлипнула и притянула ноги к груди, обнимая их и утыкаясь лицом в колени. Эта привычка появилась у меня ещё в детстве, когда отец вот так же тихо звал меня по имени и осторожно перебирал волосы. А потом брал меня на руки, усаживал к себе на колени и гладил по спине, слегка раскачиваясь из стороны в сторону. Я успокаивалась и засыпала уже через несколько минут. Но сейчас рядом нет ни отца, ни Трис, ни других моих друзей. Только ректор академии, который по факту был моим врагом. И даже родного отца я должна была ненавидеть и избегать, ведь пока так и не сумела разобраться со следящим заклинанием, которое наверняка и привело сюда эльфа.

— Нинэль, ну что же ты, не надо так плакать, — прошептал, смотря на меня полными мольбы фиолетовыми глазами. Слишком красивыми, чтобы смотреть не утонуть в них. Я и утонула на мгновение, а потому едва расслышала тихое: — Иди сюда.

Мужские руки подхватили меня, будто пушинку, и прижали к широкой груди. Не такой широкой, как у моего отца или магистра Тримала, но достаточной, чтобы эльф походил на мужчину даже при всей своей женственности, свойственной, впрочем, каждому из ушастого народа. Тёплые пальцы гладили меня по спине, Мирридиэль раскачивался из стороны в сторону и шептал, убаюкивая, в моё ухо:

— Не плачь, маленькая, всё будет хорошо. Что бы ни произошло, это не конец света. Ты ведь сильная, смелая, ты со всем справишься, не надо так плакать.

— А мы не переходили на «ты», — сквозь подступающую дремоту напомнила я эльфу, который вдруг стал до неприличного фамильярным.

— Считай, что перешли, — отозвался с улыбкой Мирридиэль и погладил меня по волосам. А я сидела, вдыхала запах вишнёвки, почему-то исходящий от кожи мужчины, и мне было так спокойно. Уже проваливаясь в сон успела подумать, кто меня будет раздевать, похихикала, представив, как буду рефлекторно сражаться с посягнувшим на моё платье несчастным. Тренировки Дженны не прошли для меня даром, и мои рефлексы срабатывали даже во сне.

Ночью мне было почему-то жарко, тесно и постоянно мерещился запах вишни. А ещё спалось очень неспокойно, потому как в сон то и дело приходил Данте. Он был распят на большом лабораторном столе, которые частенько для работы с трупами использовали и некроманты, руки, ноги и торс его крепко держали ремни из пропитанной противомагическим зельем кожи. Фей был бледен в ярком белом, как в больницах, свете кристаллов.

— Нет, только не её! Не стирайте воспоминания, только не о ней! — отчаянно взмолился Светлый, едва к нему кто-то подошёл. Голос моего мужа был надломлен, на лице застыла гримаса боли. — Зачем вы возвращали мои воспоминания, если хотите вновь их отнять?!

— Не путай свою амнезию, Данталион, и то, что собираюсь сделать я. Сейчас ты по-прежнему знаешь о себе всё и помнишь о своём предназначении. Ты забудешь только об одной Тёмной. Давно мёртвой Тёмной, Данталион. И сколько бы ты ни просил, я сделаю это. Не сопротивляйся, иначе будет больнее.

Неясный силуэт приблизился к столу, бледные руки с длинными пальцами коснулись висков демона. Тот отчаянно вырывался, но был слишком ослаблен, чтобы разорвать ремни. Вдруг тело фея резко изогнулось, и из горла его вырвался болезненный крик.

— Нинэль, Нинэль, да проснись же! — доносился сквозь оглушительные вопли чей-то взволнованный голос. Стоило мне распахнуть глаза и резко сесть на постели, как надрывные крики прекратились. Только моё горло почему-то саднило, а щёки были влажными. И дышать было как-то сложно из-за сдавившего грудь предчувствия.

Растерянно оглянулась, обнаружив себя в собственной спальне, одетой во вчерашнее платье, а рядом, прямо на полу, сидели архимагистр и Герхем. Паул, сложив руки на груди, хмуро наблюдал за происходящим от двери.

Мирридиэль открыл, было, рот, чтобы озвучить свой вопрос, но я успела первой:

— Где Данталион? — говорить было трудно и больно, но меня это не останавливало. — Где он, где Данталион?

Я уже сжимала белоснежную ректорскую мантию и трясла архимагистра, стараясь добиться от него ответа на вопрос, который повторяла, не останавливаясь.

— Тише, Нинэль, успокойся, — успокаивающе положил эльф руки на мои ладони, одновременно пытаясь оторвать их от своей одежды, но я не унималась. Почему-то сейчас ответ мне нужен был, словно воздух.