Умри, старушка! - [19]

— Зига Зага!!!!!

— Спайк, ты? — это звонил Лебедь. Такой голос может быть только у Лебедя. Старина… В прошлом году ему в махаче на дерби зарядили по горлу. Когда Лебедя выписали из больницы, у него мгновенно появилось новое погоняло. Голос его раз и навсегда стал напоминать звук… Не знаю точно чего, но очень противный звук. Отсюда и погоняло: точно такой же голос у одного генерала, звезды ТВ-экрана.

— Как щщи, нах?

— Бессипа, нах! — я легко подстраиваюсь под его манеру трепа, она мне в кайф.

— Стос, нах! Ты че-нить учиняешь в текущем дне?

— А это зависит… Что вы, молодой человек, имеете мне предложить? — всю последнюю неделю я плюю в потолок, а единственная акция, в которой я участвовал, для меня закончилась (см. гл. 4–6), не успев начаться.

— но как-то неохота в этом признаваться. Я как бы набиваю себе цену, и тут же понимаю нелепость такого поведения. Эти парни ЗНАЮТ всем и вся НАСТОЯЩУЮ цену. В том числе и мне.

— Хоть щаз! — и слышу, что говорю это с облегчением. — Аргументы?

— Да, на говне *.

(*Двд приятеля подчеркнуто разговаривают на уумаанском сленге. И весе последующим текст (до конца. 16 шеи) изобилует прямым и скрытым цитированием культошх хулиганских книжек. (Фут&'оленая Фабрика, Заводной Апельсин и пр.). Сюда же следует отнести и (стреляющиеся ниже пропуски в именах собственных.)

— Ну и ладушки, — Лебедь забивает мне стрелу.

Повесив трубку, я побежал в спальню, натянул джины и рубашку и опустился на колени перед диваном. Запустил в темноту руку, пошарил, и пальцы нащупали прохладный металл. I Сжал кулак, и железо комфортно село в ладонь.: Я вытащил уже вооруженную руку и, все еще I стоя на коленях, отряс с рукава пыль. Мне пришла в голову забавная мысль, я улыбнулся, | Сколько, интересно, молодых бойцов сейчас опускаются на колени и выуживают что-нибудь из нычек — по всей Москве? Выглядит, как ритуал коленопреклонения перед Богами Войны, Отчасти оно так и есть.

Я иду в прихожую, сую кнаклдастер в карман, голову — в бейсболку, ноги — в кроссовки, Подумал — бейсу снял, а кроссы сменил на Д-р Мартене. «Так-то лучше», — улыбнулся в зеркало молодому хулигану. Зазеркальный беспре-делыцик подмигнул в ответ.

До стрелы — куча часов, но сидеть дома совсем без мазы, и я еду на точку. Посижу, попью пивка, поглазею на чикс (Стрела забита в центре. Центр, выходной, лето… Ну, вы понимаете «…Старина не хочет понимать, что есть время для футбола, а есть — для ебли…»). Денег осталось всего ничего, и я еду ненавистным общественным транспортом. Здесь я всегда получаю заряд бычки и раздражения. Они меня бесят! (Хахаха, а сейчас оно как раз кстати:)!). Станция У. - традиционное место нашей стрелы, самое сердце Города, мне туда удобно ехать, всего с одной пересадкой. Я доехал до X., потом вышел и перешел на другую ветку. Теперь еще одна остановка, и я на месте.

Народу в метро было по-воскресному мало, и хотя ехать всего три минуты, я развалился на деръмОтиновом диванчике. Напротив сидела молодая чикса, и я принялся ее разглядывать. На ногах — поношенные кроссы (Хм… мило, мило), выше — укороченные узкие джинсы, облегающие ее длиннейшие ноги и открывающие тонкие породистые лодыжки. Джинсы низкие, на бедрах, а майка тоже чуть укорочена, так что видна полоска мускулистого живота. Она вся так одета: одежда — полоска тела — одежда полоска тела. Никакого блядства, но видно, что тело совершенно. (Хммм?!). Ноги, живот, грудь, шея — все совершенно. Руки — тонкие, но под гладкой ухоженной кожей видны мускулы, а кисти рук — узкие, с длинными ИЗЯЩНЫМИ пальцами. По прямым плечам рассыпаны густейшие волосы цвета меда. (Она такая изящная, что я ловлю себя на невольной мысли — а что будет, если ее ударить? Слишком уж она хороша для этого места и времени — для этого Города.)

Я задержал взгляд на ее груди, потом на ямочке между ключицами. (Шея была длинная и ГОРДАЯ). Я нарочно оттягивал этот момент посмотреть, как она на щщи, хотя я уже понял, что более смазливую мордашку надо поискать. Ну не может такое тело заканчиваться ка-ким-нить уродством.

И тут, други, произошел облом. Если бы я вам сейчас наплел, что щечки у нее были с ямочками, а губки — розовые и пышные, то это I был бы полный ПИЗДЕЖ. Потому что все это я досочинял позже, а тогда я уперся в ее глаза. В первое мгновение показалось, что у нее, как у элиена, глаза занимают все лицо. Огромные серые глаза, глаза цвета московского сегодняшнего неба, цвета неба всех городов мира. Но при этом они были ясные, как только что умытые, я увидел в них самого себя.

И эти невероятные глаза смотрели на меня в упор, не опускаясь и не отворачиваясь в сторону, Я понял (или почувствовал?), что человек (существо?) с такими глазами видит меня насквозь, до донышка. Она также разглядывала мое Я, как я только что изучал ее сиськи. Она, в секунду провертела во мне дырку, посмотрела меня изнутри, и на дне этих сканеров я увидел презрение. Ну не зараза ли? Ууу, недотрога!

Но это (даже на уровне мысли) получилось как-то фальшиво. Было в ее глазах еще что-то, Если бы я увидел в этих глазах презрение, я бы не разозлился. Знаю я такую категорию «дамочек». Они абсолютно неврубные. Не врубаются, что мои мартинсы стоят дороже половины их прикида. Не врубаются, что ездить с таким выражением на чучеле в метро — верх глупости, Они просто видят парня в поношенной неброской одежде, а для них это синоним убогости. V них обычно есть ебарь — низовой бык с покопанной иномаркой. Таких приятно ставить в коленно-локтевую позицию (вместе с ебарями:)). ЭТА была — не тот случай. А какой — никак не врублюсь. Но она ВИДИТ меня, и что-то ее печалит. На ум пришло, как мы с Кадетом ездили в паломничество на Соловки, поклониться древним иконам…