Уместны были бы привидения... - [18]

Шрифт
Интервал

Оба мои партнера, видимо чувствовали себя как нельзя лучше: Генри, как ошпаренный, несся по лесу, а Крис гонялся за ним. Минут через десять после их исчезновения мною овладела тревога. Ладно, Генри, он великолепный наездник и в любой ситуации хорошо понимает, что делает. Но Крис… Не думаю, что его голливудская манера прямо держаться в седле подходила к быстрой езде по пересеченной местности. Я был так сосредоточен на своих мыслях, а главное – на премудростях езды верхом, что не заметил, как остался один. Пока я думал, как бы мне убедить коня развернуться, он принес меня на поляну. Странную поляну... Деревья росли на возвышении, на одинаковом расстоянии от камня в центре поляны, образуя ровный круг. Словно место, где я оказался, было кратером или искусственной впадиной.

Конь встал на дыбы, и я с трудом удержался в седле. Когда он опустил передние ноги на землю, я решил спешиться, чтобы не искушать судьбу. Качающейся кавалеристской походкой я подошел к камню. На нем когда-то давно был начертан непонятный знак, теперь уже наполовину стертый. «Великолепно! – подумал я. – Это уже напоминает фильм ужасов о магии друидов». И постепенно мною действительно овладел ужас. На всех деревьях вокруг также были начертаны какие-то символы, а выше расположились отпечатки ладоней, нанесенные, видимо, красной краской. По крайней мере, тот, кто их оставил, определенно хотел эффекта кровавых отпечатков.

И тут я увидел всадника. Сначала я подумал, что это Крис или Ларри. Но нет, наездник на угольно черной лошади не был мне знаком. Не было слышно ни лая собак, ни бодрых криков Криса «ийя!». Дождь накрапывал, но фигура двигалась, словно капли ее не касались. Возможно, это был оптический обман, вызванный редкими солнечными лучами. Всадник был одет в черный плащ с низким капюшоном, скрывавшим лицо. Он медленно двигался там, где не было дороги, словно красуясь передо мной. Отлично, Генри – ты, кажется, говорил, что никто незамеченным не сможет проникнуть на территорию замка? Перебарывая страх, я изо всех сил крикнул незнакомцу:

– Эй! Кто вы?

Вместо ответа незнакомец поднял руку и указал прямо на меня. Потом он резким движением пришпорил коня и ускакал вниз, как будто его не было вовсе. Проследив за ним взглядом, я заключил, что там, вероятно, есть дорога. Я повел лошадь к деревьям. И действительно, внизу, после пологого склона с невысокими редкими деревьями, начиналась дорога. Я вскочил на лошадь и поскакал. Очень скоро я услышал лай собак, и, двинувшись на звук, через некоторое время оказался рядом с Ларри. Немой ирландец отметил мое возвращение многозначительным взглядом, словно догадался о моей встрече с незнакомцем. Через минуту на стыке двух дорог мы пересеклись с запыхавшимся Крисом. В руках у него был маленький кролик, который сжался в комок и дрожал. Крис протянул его Ларри, и тот бережно взял в руки напуганного зверька.

– Крис, где Генри? – спросил я. – Ты его догнал?

– Нет!

Крис выглядел осунувшимся, на лбу у него выступил пот.

– Он слишком быстрый, – его слова прозвучали как фраза из вестерна.

– Ты никого больше не видел? – я пристально смотрел на Криса. Больше всего мне хотелось, чтобы он соврал. Тогда хотя бы появится подозреваемый – все же это именно он организовал наше путешествие. Хоть какое-то рациональное зерно во всей той чертовщине, которая здесь происходит. Но он ответил честно, насколько я мог судить по интонации:

– А кого, по-твоему, я должен был увидеть?

– Не знаю. Просто спросил. Давай попробуем найти Генри.

А что я должен был ответить? «Всадника на черном коне, отдаленно напоминающего призрака»?

Дорога вывела нас в поле. На другом его конце мы увидели фигурки человека и лошади. Мы направили лошадей к ним, и перешли на галоп. Когда мы подъехали к Генри, он слегка улыбнулся. Он тоже выглядел совсем неважно, и хотя сказал, что у него какие-то проблемы с давлением, я понял, что он о чем-то умалчивает.

Мэй

…отправиться на утреннюю пробежку. Пэм почему-то отказалась, сославшись на плохое самочувствие. Роса искрилась в сочной зелени травы. Солнце подсвечивало черную шевелюру Пэт, развевавшуюся на бегу. Тревога покинула меня, и я стремительно бежала вперед, как в детстве, навстречу ветру и солнцу.

Через сорок минут мы вернулись в замок – приятно утомленные и немного разгоряченные. Мы разошлись по комнатам, чтобы принять душ.

Моя комната была буквально залита солнцем. Вся ее ночная таинственность испарилась без остатка. Я заперла комнату изнутри, открыла дверь в ванную, и вдруг поняла, что душа мне, пожалуй, будет недостаточно. Я включила воду, разделась, и несколько секунд любовалась своим отражением в зеркале. Сегодня моя фигура показалась мне верхом совершенства. Хотя некоторые маленькие недостатки есть и у меня, но сейчас они почему-то были совсем незаметны.

Когда ванна наполнилась, я добавила туда душистой пены с запахом тмина и разлеглась блаженствовать в хлопьях искрящихся пузырей. Я закрыла глаза, и вроде даже немного вздремнула, но тут мне в лицо ударили холодные брызги.

От того, что я увидела, я даже не смогла вскрикнуть – до того это было невероятно: душ каким-то образом изогнулся на своей подставке и завис в воздухе прямо напротив моего лица. Я чуть отклонила голову влево. То же самое сделал и душ, будто передразнивая меня. Я немного отодвинулась, душ откинулся назад, издал какой-то странный звук, похожий на чих, и плюнул в меня струей ледяной воды. Я взвизгнула и бросилась прочь из ванной.


Еще от автора Алекс Форэн
+ тот, кто считает

Дважды два – четыре плюс тот, кто считает...


Танго с манекеном

Путешествие начинается там и тогда, где и когда вы начинаете путешествовать...


Рекомендуем почитать
Автомат, стрелявший в лица

Можно ли выжить в каменных джунглях без автомата в руках? Марк решает, что нельзя. Ему нужно оружие против этого тоскливого серого города…


Сладкая жизнь Никиты Хряща

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Контур человека: мир под столом

История детства девочки Маши, родившейся в России на стыке 80—90-х годов ХХ века, – это собирательный образ тех, чей «нежный возраст» пришелся на «лихие 90-е». Маленькая Маша – это «чистый лист» сознания. И на нем весьма непростая жизнь взрослых пишет свои «письмена», формируя Машины представления о Жизни, Времени, Стране, Истории, Любви, Боге.


Женские убеждения

Вызвать восхищение того, кем восхищаешься сам – глубинное желание каждого из нас. Это может определить всю твою последующую жизнь. Так происходит с 18-летней первокурсницей Грир Кадецки. Ее замечает знаменитая феминистка Фэйт Фрэнк – ей 63, она мудра, уверена в себе и уже прожила большую жизнь. Она видит в Грир нечто многообещающее, приглашает ее на работу, становится ее наставницей. Но со временем роли лидера и ведомой меняются…«Женские убеждения» – межпоколенческий роман о главенстве и амбициях, об эго, жертвенности и любви, о том, каково это – искать свой путь, поддержку и внутреннюю уверенность, как наполнить свою жизнь смыслом.


Ничего, кроме страха

Маленький датский Нюкёпинг, знаменитый разве что своей сахарной свеклой и обилием грачей — городок, где когда-то «заблудилась» Вторая мировая война, последствия которой датско-немецкая семья испытывает на себе вплоть до 1970-х… Вероятно, у многих из нас — и читателей, и писателей — не раз возникало желание высказать всё, что накопилось в душе по отношению к малой родине, городу своего детства. И автор этой книги высказался — так, что равнодушных в его родном Нюкёпинге не осталось, волна возмущения прокатилась по городу.Кнуд Ромер (р.


Похвала сладострастию

Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».