Ум на три дня - [11]

— Посмотрим, что он станет делать, — рассудительно заключил Хабиш. — Доложим Эдарту, так нас на смех поднять могут, а то и наказать за то, что лишнее с торговца взяли. Молчать-то этот дурень не станет… Ежели он готов заплатить за въезд такие деньги, видать, не беден, так что, если все по-умному сделаем, можно еще поживиться. Ты, Басрам, направь его на постоялый двор к Флатуну, а когда сменимся, отправимся туда и на месте решим, что к чему.

На том и порешили. Купца впустили, наказав дожидаться с обещанным в корчме Флатуна, что была неподалеку от врат и где останавливались гости побогаче. Купец слезно поблагодарил, пообещал не скупиться и напоить своих благодетелей вином никак не менее десятилетней выдержки, с сим и откланялся.

Уже смеркалось, когда его повозка въехала на постоялый двор.

* * *

Конан вошел в Шадизар через другие ворота, не торгуясь уплатив разомлевши м на жаре стражникам пару золотых, хотя при нем не было никакого товара. Молодой человек был одет щеголевато: полосатые штаны с завязками под коленями, сафьяновые туфли, расшитая зелеными узорами безрукавка и круглая красная шапочка из аренджунского бархата, лихо сидевшая на гриве его иссиня-черных волос. Наряд довершала кривая туранская сабля в отличных ножнах и кинжал на атласном кушаке.

От самых ворот за ним увязался мальчишка.

— Эй, полосатые штаны, кинь монету, — гнусавил он, загребая босыми ногами пыль улицы, — не будь жмотом, кинь!

— Я дам тебе пять монет, — сказал Конан, останавливаясь.

Он что-то пошептал на ухо оборванцу, и тот захихикал.

— Да за пять монет я натащу тебе их со всего города, — сказал он, потирая ручки, на которых не хватало по меньшей мере трех пальцев. — Только не понимаю я…

— Тебе и не нужно ничего понимать, — отрезал варвар, подавая ему горсть медков. — Бери тех, что помельче, и не меньше десятка. Узнаешь, где я остановился, и принесешь туда в час второй свечи.

Отпустив мальчишку, киммериец направился прямиком в таверну Абулетеса, где и провел время до сумерек к собственному удовольствию и немалому прибытку хозяина: пил-ел лучше и на оплату не скупился. Абулетес сам прислуживал дорогому гостю, потея жирным лицом, на котором гуляла всегдашняя кривая улыбочка.

— Вижу я, дела твои идут неплохо, — говорил он, подавая очередной запотевший кувшин и усаживаясь рядом. — Воистину, нет в Шадизаре засовов, способных уберечь закрома своих хозяев, когда снежный барс выходит на ночную охоту. Сдается мне, плачет кто-то сегодня над пустыми сундуками, да слуг своих колотит…

— У тебя одно на уме, — солидно отвечал молодой варвар, вовсю орудуя челюстями, — плохо о людях думаешь. Митра меня просветил, я теперь торгую.

Он выплюнул на пол обглоданную баранью косточку, глянул на обомлевшего Абулетеса и запил жаркое вином.

— Торговля — дело выгодное, — осторожно сказал духанщик, — чем только нынче не торгуют… Мальчишка от Северных Врат прибежал, рассказывает, какой-то дурак привез в Шадизар воз золы на продажу. Лето нынче особо знойное, перегреваются люди.

— Вольному воля, — лениво сказал киммериец и сыто рыгнул, — хочешь — золой торгуй, хочешь — ослиным пометом… Стражники, сказывают, любят им закусывать. А где остановился этот недотепа?

Масляные глазки Абулетеса хитровато блеснули.

— Хочешь с ним познакомится? Богатый, сказывают, купчина, много золота за въезд заплатил. Еще и напоить обещал привратников за свой счет. К Флатуну они его направили, там и пьянствовать будут.

— Да, — задумчиво протянул Конан, — небедный торговец, у Флатуна бедные не стоят. Чего ему с голью якшаться, когда сам богат, что твой мехараджуб вендийский? Верблюдов у него много, добра навалом…

— И собак, — хихикнул Абулетес и туту же поспешно удалился — не то позвал кто, не то понял, что сболтнул лишнее.

Киммериец не обратил на его слова особого внимания: многим было ведомо, что духанщик повсюду имеет глаза и уши. Конана он продавать не станет, не посмеет связываться с грозой Пустыньки. Даже бывшим. То, что он не вернется в воровской квартал, варвар был почти уверен. План Ловкача действовал даже лучше, чем можно было ожидать. Взять хотя бы проделку с каменными идолами: она помогла не только получить у жителей Усмераса желаемое, но и выгодно продать оставшуюся новехонькую материю встречному купцу — хватило и на одежду, и на добрую саблю, и в кошельке еще осталось. Так что варвар не стал упрекать приятеля, когда тот вернул мудрейшему Куббесу его халат, тюрбан, посох и туфли. Старикашка чуть не помер от изумления! Благословил замухрышку Ши и объявил его своим учеником. Даже свиток ему оставил, сказав, что отправляется в Аренджун, где у него этих свитков навалом, и будет ждать там Шелама. "Воистину, сын мой, под рубищем твоим скрывается душа чистая и благородная…" Умора!

Когда за окнами совсем стемнело, Конан направился на постоялый двор Флатуна, прихватив несколько безденежных собутыльников, которые, воспользовавшись хорошим настроением варвара, не прочь были угоститься за его счет.

Постоялый двор и духан при нем назывались "Верблюжий горб". Очевидно, хозяин хотел подчеркнуть свое основное богатства, меланхолично жевавшее губастыми ртами в карале за домом. Стояли там вьючные желто-пегие силачи, беговые красавцы с длинными сухими ногами, одногорбые дромадеры и даже волоокая белая верблюдица, которая одна стоила больше, чем весь постоялый двор и флатуновы сундуки с золотом, до которых Конан почти было добрался, да мастафы помешали. Откуда брались верблюды — одному Митре известно. Флатун утверждал, что покупает их в Хауране, но многие подозревали за ним нечистое: приводили животных по-одному, по-двое какие-то подозрительные личности увешанные оружием, да и клейма им явно сводили, прежде ем новый хозяин свое ставил. Как бы то ни было, пользуясь купленной щедрыми подарками дружбой со светлейшим Эдартом, Флатун продавал верблюдов с выгодой для себя, а белую красавицу, по слухам, собирался даже отправить в Вендию.