Улыбка за стеклом - [5]

И они прожили два дня в гостях у скульптора Кости Бараева, в пустой, высоченной - уходящей под своды церковного купола - очень холодной комнаты, среди стоящих там и сям, пугающих с непривычки темных человеческих фигур, покрытых от чужого глаза тряпками и время от времени обливаемых водою, среди некупленных худсоветом гипсовых памятников Ленина и Чехова (оба в свое время бывали в этих краях). Чтобы Татьяна не запаниковала, Самохин, выбежав в гастроном за шампанским, колбасой и конфетами, в первый же вечер дозвонился с уличного телефон-автомата до общежития - попросил старушку на вахте передать Татьяне из 214-комнаты, что он срочно уехал в Новосибирск. А на работу Самохин, понятно, вовсе не ходил - гори на синим пламенем...

Но поскольку Самохин, угощая всех вином, сам пил словно воду горькую водку, Неля вдруг догадалась, что ее милый запутался в обстоятельствах, как полгода назад в магнитофонных пленках. И как-то среди ночи, в чужой вонючей постели, нежно шепнула ему, глянув на светящиеся часики:

- Мне надо лететь.

Он проводил ее до аэропорта, сутулясь, черный, изображая тяжело пьяного, чтобы только ни о чем не говорить. Только буркнул, что скоро прилетит к ней, и они что-нибудь придумают. О его жене не было сказано ни слова. Но она несомненно существовала, как существует в космосе черная железная звезда, которая отклоняет траектории других звезд, хотя сама и не светит.

Надо сказать, и Татьяна не пытала мужа ни о чем, когда, наконец, он появился дома. Только и спросила:

- А зачем ты туда ездил?

- Образцы возили...

Какие образцы среди весны? Давно уже отчеты написаны и сданы. А если куда и возят образцы редкоземельных металлов, то в Москву, где имеются для химического анализа хорошие лаборатории... Не говоря уж о режиме секретности, который в ту пору не позволял иметь дело с кем-либо, кроме Москвы...

Может, Татьяна о чем-то и догадывалась, но была мудра. И слава Богу.

Вот и все... и забылась, забылась постепенно Неля. Ее сладкое тело... ее нежная полуулубка... И что за наваждение - через столько лет... да еще на ярком свету, за стеклом, на потребу публики... Кто мог?! Да никто, конечно, кроме Кости. Он завидовал Самохину. Он всерьез предложил тогда Неле - при всех, за столом - стать его женою.

- Я вдов, - говорил он. И это была правда. Его жена Рая недавно умерла от рака. - Мы будем счастливы, как Ромео и Джульетта.

Неля в ответ тихо смеялась и никла к Самохину.

Но с чего вдруг он вспомнил о ней и вылепил манекен? Но так похоже... Или у него с тех времен остался набросок? Самохин, хоть убейте его, не помнил, лепил в те вечера Бараев Нелю или хотя бы карандашом набросал портрет?

А может, все гораздо проще? Он знал, что она с Севера, что библиотекарь, нашел ее в Норильске и женился? И вылепил ее еще ту, молодую? Но в таком виде?.. Разве что это мрачная шутка для домашнего пользования... а ныне решил на ней заработать... Но, во-первых, Самохину старые дружки все равно бы при случае рассказали, кто новая жена у Бараева. А во-вторых, она бы не разрешила себя в таком виде выставлять? Значит, месть художника? А вдруг он шаловливую скульптуру с ее дочери лепил? У Нели вполне могла родиться дочь? Господи, уж не по этой ли причине она внезапно тогда прилетала? Самохин, болван, даже не спросил... Нет-нет, он бы почувствовал... две ночи провели вместе... да еще через столько времени после встречи в метельном заполярном городе...

Скорее всего, Бараев все-таки разыскал ее, женился... и у них могла родиться дочь. А современной девушке и в витрине лечь лестно.

Но этого не может быть! Неля же сказала тогда Самохину, ласково смеясь глазами в темноте:

- Да я из-за одной хотя бы фамилии за него не выйду. Я лучше выйду за Дуракова, за Хрюшкина, но не за Бараева... - Что уж ей не нравилось в этой фамилии? Бараев не Баранов же. Да и Баранов...

Вихрем таких нелепых мыслей была набита до ослепления голова Самохина, когда он, добравшись до железной церковной двери на улице Сурикова, принялся нажимать и стучать кулаком по на старой кнопке электрического звонка, с трудом следуя тексту выцветшей картонки: Игнатюк - 1, Зеленов 2, Бараев - 3, Манасян - 4...

..........................................................................

Бараев неузнаваемо изменился. Он растолстел, стоял в свитере и в бабьем переднике, замаранном на животе глиной, глаза мутны, в очках с белесой роговой оправой. Залысины ушли со лба назад, как будто лицо его выгнулось вроде скрипки. На толстом носу шишечка. А ведь двадцать лет назад это был гусар, с вишневой бабочкой на шее, с копной развалившихся аж до плеч волос, охваченных поверху красной витой тесемкой.

Он, конечно, узнал Самохина и, конечно же, мгновенно догадался о причине, приведшей его сюда. Сопя, молча, уставился на гостя - ни здравствуй, ни до свидания.

- Слушай, - вдруг оробевшим, еле слышным голосом спросил Самохин. И кивнул головой в сторону. - Это твой... твоя работа там, на проспекте Мира?

Бараев, наконец, разлепил крупные губы:

- Нет.

- Ну, послушай... - залебезил Самохин. - Твоя же работа. Гениальная!.. Только зачем ее туда? Отдал бы в музей.