Улыбка Фортуны - [9]

— Сюда я издалека приехал,— сказал тот, — из Новосибирска считай, а в Новосибирск — из Томска. Но это не значит, что я-в Томске живу. В Томск я приехал из Омска, а в Омск — из Челябинска. Но и в Челябинске я не живу. Туда я приехал... М-да, конца этому -не будет. Да и какая разница, откуда я.

Пришлось согласиться, что разницы никакой нет.

— Ты грамотный? — спросил он вдруг. И, видя недоумение на лице Серого, добавил: — Писать умеешь? Мне письмо одно заделать надо. Сам я неграмотный. Читать умею, а писать вот не научился.

Он объяснил, что есть у него друг, которому непременно нужно написать, но подходящего человека до сих пор не попадалось. Бумага у Серого всегда имелась, и писать он любил.      ‘

— Что писать-то?

— Я говорить буду, а ты пиши.

И Серый писал. Петро говорил медленно, степенно, не останавливаясь.

«Здравствуй, Коля... пиши — Николай Гаврилович!

Что ты с Катей переписку держишь, я еще давно знал. Сам ее письма к тебе читал, когда ты в тюрьме загорал, а я на твоих нарах спал. Только ты ее от всех скрывал, прятал. Я и смолчал. А как мы сговорились бежать-то, ты ей, верно, и написал о том. А она всем сердцем к тебе рванулась, и такие письма от нее пошли, что и чурбан бы не выдержал. Ну, и ты качнулся — нет тебе охоты с нами бежать. А отказаться боялся, и нам сказать о том — трус ты, молодой еще. Я и решил, что тебе помочь надо. Вот потому и запер тебя в ту ночь в школе, где ты один остался науку одолевать. А ты небось всю ночь там перестрадал. Теперь зато, дурень, поумнел и понял, что я тебе не зла, а добра желал и от «крытки» спас (закрытой тюрьмы). А благодарность твоя мне не нужна. Ее благодари. Одно тебе скажу: из всех нас у тебя одного ОНА была, а с ней и воля и все твои мечтания об учении.

Наказ у меня к тебе. Выйдешь на волю — не воруй. Ну, а если жизнь тебе, может, не дорога, только словчи еще хоть разик, не жить тебе. До первой колонии доедешь, моей рукой тебя первый вор покарает и будет тебе «вышка» без суда и следствия за то, что ее обманешь, и она уже больше в нашего брата не уверует. Детей своих наделаешь, им скажи: Петро такой был. Велел Екатерину слушаться и на воле всю жизнь жить, нашей каторги не знать. Счастливо тебе, Николай! Наказ я тебе, как старший, даю. А Григория в расход пустили, царство ему небесное!

К сему друг твой бывший. Петро».

—      И все! На том и кончай.

Петро замолк.

— Адрес я писать научился, — добавил он тут же. — Как достану конверт, так и пошлю...— Еще одно письмо сделаем?

Серый вырвал еще лист из тетради и приготовился.

«Уважаемая Екатерина Сергеевна! — начал Петро.

Я Вам пишу и надеюсь, что Вы и есть такая, как я о Вас думал в то время, когда расстался с Николаем, который есть бывший мне друг по несчастью. Так потому, что я о Вас думаю хорошо, я Вам пишу это письмо. Есть у меня к Вам слово. Все меня считают сейчас человеком конченым. Срок у меня еще сидеть двенадцать лет. А сижу я с небольшим перерывом уже пятнадцать, и я уже теперь человек и впрямь конченый, потому что, наверное, дадут мне «вышак» за одно дело. Но только хочу сказать — я человеком остался и ценить добро умею. Вам за Николая, за Ваше отношение к нему — мой нижайший поклон. И не побрез-

гуйте Николаем, в нем человек есть, за что я его и любил, как друга и сына. Говорю Вам это сердцем. Хотя и нет никому дела до меня, хоть и отбросом я стал, а сердце-то у меня есть. С ним и помру.

Я в жизни ни перед кем не кланялся и не унижался, а Вам бы стал не только служить, а и прислуживать, потому что не побоялись Вы за Николая поручиться, срок ему сбавить помогли. Поверили ему и этим его спасли от червоточины в нем, так как он до Вас вор был, а теперь есть и будет человек. А что он Вас обмануть может — не бойтесь, не обманет, он не такой. И еще я Вам обещаю, чтобы Вы не волновались, — писать я ему больше не буду и беспокоить. Не по пути ему со мной.

Здравия Вам желаю.Петро».

Взяв письма, он молча начал очищать кружку от чая, хозяйство в порядок приводить. Глядя на заросшую физиономию нечаянного спутника, Серый повторял про себя строки только что продиктованных писем и, казалось, все еще слышал спокойный, степенный, немного строгий голос их автора.

— Ну вот, теперь тебе уже ясно, откуда я,— равнодушно сказал Петро. И предложил: — А что, будем спать? Спасибо за услугу.

Но теперь уже Серому спать не хотелось, и он спросил, действительно ли может Петро покарать этого Николая чьей-то рукой.

— Не знаю, не смогу, наверное, — сказал Петро. — Но ему об этом полезно не знать. Он, конечно, не дурак и сам все понимает и в жизнь воровскую уже не уверует. Но мне... верит. Знает: что сказал Петро — твердо.

— А почему тебе «вышак», — спросил Серый напрямик, — и за что пустили в расход Григория?

— Григория в беге смольнули. А меня почему?.. Что ж, парень, знать

мы один другого не знаем. Встретились ночью, а утро нас, может, в разных местах поймает. Потому, хоть и ни к чему тебе это, могу сказать. Человека я из охраны решил, случайно убил, когда бежали. И что плохо — человек тот хороший был, тоже молодой, службу нес, а к нам без злобы относился. И мы его за это уважали. А резал я его оттого, что темно было, не не узнал, да и узнал бы, все равно. В засаде он был и вдруг на нас вышел.