Улитка - [23]

За год до нашего знакомства с Яном Маковецкий-старший погиб в автомобильной катастрофе, а спустя всего лишь семь месяцев от рака груди угасла его некогда вторая половина. Не сумев жить вместе, они так и не научились жить врозь. Любовь никогда не спрашивает, из какого ты стана…

В один из последних дней мать позвала Януша к себе. Она долго рассказывала ему о своей молодости, о студенческих годах, о первой встрече с юношей, чьи руки обнимали так крепко, что, казалось, в мире не существует бед. Рассказывала о замужестве и о счастье в глазах супруга при вести о появлении первенца. Женщина говорила и говорила, боясь остановиться, словно с окончанием рассказа могла оборваться нить прошлого, исчезнуть образы родных, которых сильно любила.

– Я шла за Богом, но, похоже, Бога не было во мне, – вдруг разрыдавшись, воскликнула она.

– Перестань, мам.

– Хорошо… Я так рада видеть тебя, – подавив рыдания, совсем тихо произнесла измученная болезнью женщина, – а теперь посиди со мной. Знаешь, милый, я очень любила твоего отца. Только поняла это слишком поздно. – Отведенный взгляд, дрогнувший голос. – Прошу, не суди нас строго. Не забывай, но хотя бы прости. – Слезы текли по впалым щекам.

Не в силах больше сдерживаться, Ян кинулся к матери, такой взрослый и такой одинокий.

Она никогда раньше не чувствовала с ним близости, не разговаривала по душам, не знала о его желаниях или мечтах… А сейчас этот молодой мужчина прижимается к ней, словно маленький мальчик. Как глупо прошла жизнь! В чем был ее истинный смысл? В отстаивании идей, в суматохе событий, в экстазе, переплетении тел, в агонии родов, в покаянии и терзаниях? В чем бы он ни был, теперь узнавать поздно. «Нет времени!» – какое страшное выражение, холодящее душу своей безнадежностью. Проще умереть, чем чувствовать его. Так далеко становятся реальные объекты, и приближаются тени. Тени, длиной в вечность…

Могут ли быть крепче объятия, чем у людей, которые, обретя друг друга внезапно, прощаются навсегда? Хотелось бы верить, что нет, иначе грош тогда цена Человеку Чувствующему.

ГЛАВА 2

Новая компания Сиси оказалась приветливой и добродушной. Продефилировав мимо зеркального шкафа, чтобы незаметно взглянуть на свой сногсшибательный наряд, я уселась поудобнее на просторном кожаном диване и стала рассматривать собравшихся.

Стас – невысокий блондин с открытым умным взглядом и густой копной слегка вьющихся волос – хирург, кандидат наук. Настасья – его девушка, миниатюрная, очень приятная и мягкая в общении – биолог. Стас и Настя славяне, как и я, чем нравятся мне еще больше. Мы будто в одной упряжке. Богдан и Роман – болгары из диаспоры, приехали по обмену опытом. Девушка с длинной электронной сигаретой, занявшая кресло, в своем мужском костюме напоминала Жорж Санд, так и буду ее звать. Она, скорее всего, феминистка или лесбиянка, или то и другое вместе. Сиси любит собирать у себя разных оригиналов, похожих не то на мужчин, не то женщин. Глаза у Жорж Занудки слишком выпуклые, как будто лягушачьи – блекло-зеленые. Мелкие, в них по лодыжку – никакой глубины. Может, обкурилась? Да какая мне разница!

Разговор, прерванный нашим вторжением, возобновился. Я попыталась вникнуть в суть, но в этот момент со второго этажа спустился человек, полностью поглотивший мое внимание. Аркадий – милый и добрый друг, чистая душа. Его, пожалуй, единственного искренне хотелось видеть в этом давно покинутом мною доме. Аркадий был писателем. Не просто заурядным графоманом, бумагомаракой, позером, с претензией на оригинальность, вовсе нет! Гениальным творцом с уникальным стилем. Такие, как он, встречаются раз в поколение – глубокий, разноплановый, с сюжетами, держащими в напряжении до последних страниц. Неординарные повествования, искусно сплетенные из лирики, юмора, философской печали и человеческой тоски, освобождали читателя от витиеватости фраз ради истинной цели – услышать каждое биение сердца, прочувствовать каждый оргазм, прожить каждый предсмертный хрип.

Произведения, вышедшие из-под пера Аркадия, читали взахлеб все наши друзья, друзья наших друзей и те, кому по счастливой случайности удалось заполучить копии рукописей хотя бы на пару деньков… И все! Но причина крылась не в отказе издательств печатать его, а в странной фобии, патологическом страхе перед завершенным. Из-за этого Аркадий наотрез отказывался публиковать романы, панически боясь поставить точку. Подобно безумцу, он лихорадочно правил концовки, вставлял новые главы, придумывал очередных персонажей в уже оконченных произведениях. От этого тексты превращались в живую пульсирующую массу, словно разумный океан на планете Солярис, принимали новый вид и смысловую окраску. Поначалу своеобразный литературный феномен, граничащий с творческим вандализмом, изрядно удивлял и раздражал. Только поплачешь над умершим персонажем, как он в следующей версии жив-здоров, да еще и радует всех успехами в спорте! Но, в конце концов, все привыкли к героям, то отходящим в мир иной, то оживающим снова. Череда реинкарнаций начала искренне забавлять, а некоторые наши приятели, умеющие превратить любую человеческую странность в фарс, даже придумали тотализатор со ставками на окончательный вариант.