Уличные песни - [6]

С легким звоном по рельсовой стали

По этапу идет эшелон

Из Ростова в сибирские дали.

Заглушает пурга стук колес.

Бьется в окна холодною плетью,

Но порывистый ветер донес

Из вагона унылую песню.

Припев:

Не печалься, любимая,

За разлуку прости меня.

Я вернусь раньше времени,

Дорогая, клянусь!

Как бы ни был мой приговор строг,

Я приду на родимый порог

И, тоскуя по ласкам твоим,

Я в окно постучусь.

Здесь на каждом вагоне — замок.

Две доски — вместо мягкой постели,

И, закутавшись в серый дымок,

Нам кивают угрюмые ели.

Среди диких обрывистых скал,

Где раскинулись воды Байкала,

Где бродяга судьбу проклинал,

Эта песня тоскливо звучала.

Припев.

Завернувшись в бушлат с головой,

Пролетаем леса и болота.

Здесь на каждом вагоне конвой,

И торчат по бокам пулеметы.

Мчал все дальше и дальше состав,

И прощались угрюмые ели.

Но, угаснуть надежде не дав,

Всю дорогу колеса нам пели.

Припев.

Десять лет трудовых лагерей

Подарил я рабочему классу.

Там, гае сгинут лишь тропы зверей,

Я построил Амурскую трассу.

Застревали в снегу трактора,

Даже «сталинцам» сил не хватало.

И тогда под удар топора

Эта песня о милой звучала.

Припев:

Не печалься, любимая,

За разлуку прости меня.

Я вернусь раньше времени,

Дорогая, клянусь!

Как бы ни был мой приговор строг,

Я приду на родимый порог

И, тоскуя по ласкам твоим,

Я в окно постучусь.

Раз в Лиховском переулке

Раз в Лиховском переулке

Там убитого нашли.

Был он в кожаной тужурке,

Восемь ран на груди.

На столе лежит покойник,

Ярко свечечки горят.

Это был убит налетчик.

За него отомстят.

Не прошло и недели

Слухи так и пошли,

Что в Лиховском переулке

Двух легавых нашли.

Забодали тужурки,

Забодали штаны.

И купили самогонки

На помин их души.

Раз в Лиховском переулке

Там убитого нашли.

Был он в кожаной тужурке,

Восемь ран на труди.

Течет речка

Течет речка по песочечку —

Берега крутые.

А в тюрьме сидят арестантики —

Парни молодые.

А в тюрьме-то сыро, холодно,

Под ногой — песочек.

Молодой цыган, молодой жиган,

Начальничка просит:

«Ох, начальник, ты начальничек,

Отпусти на волю.

Там соскучилась и замучилась

На свободе фройля».

«Я б пустил тебя на волюшку —

Воровать ты будешь.

Ты попей, попей воды холодненькой —

Про любовь забудешь».

Любил жиган шантанеточку,

С нею наслаждался.

Пил он, пил воду холодную,

Пил — не напивался.

Помер цыган, молодой жиган.

С ним — и доля злая.

Ходит лишь в степи конь вороненький —

Сбруя золотая.

Гроб несут, его коня ведут.

Конь головку клонит.

Молодая шантанеточка

Жигана хоронит.

«Я — цыганка-шантанеточка,

Звать меня Маруся.

Дайте мне вы того начальничка —

Крови я напьюся».

Ходят, ходят курвы-стражники

Днями и ночами.

А вы скажите мне, братцы-граждане,

Кем пришит начальник?

Течет речка по песочечку —

Берега крутые.

А в тюрьме сидят арестантики —

Парни молодые.

Течет речка

Течет речка по песочку,

Берега разносит…

А молодой жульбан, жиган-жиганок,

Начальника просит.

«Ты начальничек, ключик-чайничек,

Отпусти на волю.

Дома ссучилась — знать, соскучилась

Милая за мною».

А начальничек, ключик-чайничек,

Не дает поблажки.

А молодой жульбан, жиган-жиганок,

Гниет в каталажке.

Ходят с ружьями курвы-стражники

Днями и ночами.

А вы скажите мне, братцы-граждане,

Кем пришит начальник?

Течет речка по песочку,

Моет золотишку…

А молодой жульбан — восемнадцать лет! —

Заработал вышку.

Я вспомнил тот Ванинский порт

Я вспомнил тот Ванинский порт

И вид пароходов угрюмый,

Как шли мы по трапу на борт

В холодные мрачные трюмы.

Не песня, а жалобный крик

Из каждой груди вырывался.

«Прощай навсегда, материк!»

Ревел пароход, надрывался.

А в море сгущался туман,

Кипела пучина морская,

Стоял на пути Магадан —

Столица Колымского края.

От качки страдали зека,

Обнявшись, как родные братья.

Лишь только порой с языка

Срывались глухие проклятья.

Будь проклята ты, Колыма,

Что названа краем планеты.

Сойдешь поневоле с ума —

Обратно возврата уж нету.

Семьсот километров тайга.

Не видно нигде здесь селений.

Машины не ходят сюда.

Бегут, спотыкаясь, олени.

Здесь смерть подружилась с цингой,

Набиты битком лазареты.

Напрасно и этой весной

Я жду от любимой привета.

Не пишет она и не ждет,

И писем моих не читает,

Встречать на вокзал не придет —

За стыд и позор посчитает.

Прощайте же, мать и жена,

И вы, мои малые дети.

Знать, горькую чашу до дна

Придется мне выпить на свете.

Я с детства был испорченный ребенок

Я с детства был испорченный ребенок,

На папу и на маму не похож.

Я женщин обожал уже с пеленок.

(Ша) Жора, подержи мой макинтош.

Однажды в очень хмурую погоду

Я понял, что родителям негож.

Собрал свои пожитки, ушел от них из дому

(Ша) Жора, подержи мой макинтош.

Канаю раз с кирюхой я на дельце.

Увидел я на улице дебош.

А ну-ка, по-одесски всыплем мы им перца.

(Ша) Жора, подержи мой макинтош.

Ударом сбит и хрюкаю я в луже,

На папу и на маму не похож.

А Жоре подтянули галстук туже

И шопнули вдобавок макинтош.

Я с детства был испорченный ребенок,

На папу и на маму не похож.

Я женщин обожал уже с пеленок.

(Ша) Жора, подержи мой макинтош.

Я с детства был испорченный ребенок

Я с детства был испорченный ребенок,

На папу и на маму не похож.

Я женщин уважал чуть не с пеленок.

Эй, Жора, подержи мой макинтош!

Друзья, давно я женщину не видел.

Так чем же я мужчина не хорош?

А если я кого-нибудь обидел —

Эй, Жора, подержи мой макинтош!