Уличные песни - [5]

Припев:

Таганка! Все ночи полные огня.

Таганка! Зачем сгубила ты меня?

Таганка, я твой бессменный арестант,

Погибли юность и талант в твоих стенах.

Прекрасно знаю и без гадания:

Решетки толстые мне суждены.

Опять по пятницам пойдут свидания

И слезы горькие моей жены.

Припев.

Прощай же, милая, прощай, желанная,

Ступай же, деточка, своей тропой.

И пусть останется глубокой тайною,

Что и у нас была любовь с тобой.

Припев:

Таганка! Все ночи полные огня.

Таганка! Зачем сгубила ты меня?

Таганка, я твой бессменный арестант,

Погибли юность и талант в твоих стенах.

Утром рано проснешься

Утром рано проснешься

И газетку раскроешь —

На последней странице

Золотые слова:

Это Клим Ворошилов

Даровал нам свободу.

И опять на свободе

Будем мы воровать.

Утром рано проснешься —

На поверку построят.

Вызывают: Васильев!

И выходишь вперед.

Это Клим Ворошилов

И братишка Буденный

Даровали свободу,

И их любит народ.

Я родился на Волге

Я родился на Волге, в семье батрака.

От семьи той следа не осталось.

Мать безумно любила меня, чудака,

Но судьба мне ни к черту досталась.

Был в ту пору совсем я хозяин плохой,

Не хотел ни пахать, ни портняжить,

А с веселой братвой, по прозванью блатной,

Приучился по свету бродяжить.

Помню я, как встречались мы в первые дни, —

Я с ворами сходился несмело.

Но однажды меня пригласили они

На одно разудалое дело.

Помню, ночь, темнота, можно выколоть глаз.

Но ведь риск — он для вора обычай.

Поработали мы ну не больше, чем час,

И, как волки, вернулись с добычей.

А потом загуляла, запела братва.

Только слышно баян да гитару.

Как весной зелена молодая трава! —

Полюбил я красивую шмару.

Ну и девка была — глаз нельзя оторвать!

Точно в сказке ночная фиалка.

За один только взгляд рад полжизни отдать,

А за ласки — и жизни не жалко.

Одевал, раздевал и ходил, как шальной,

Деньги тратил направо, налево.

Но забрали меня темной ночкой одной

За одно развеселое дело.

Заклинаю вас, судьи, и вас, прокурор:

Не судите сплеча подсудимых.

Час, быть может, пробьет — будет стыд и позор,

И вас тоже возьмут у любимых.

Я родился на Волге, в семье батрака.

От семьи той следа не осталось.

Мать безумно любила меня, чудака,

Но судьба мне ни к черту досталась.

Знаю, мать, что ты ищешь меня

Знаю, мать, что ты ищешь меня

По задворкам глухим да околицам.

По какой-то нелепой статье

Дали, мамка, мне целый червонец.

Край сибирский суровый такой.

Но, однако ж, весна нас ласкает.

Только вот плоховато одно:

Меня, мамка, домой не пускают.

Все пройдет, пролетит, словно сон,

Перемелется, станет мукою.

Только ты погоди умирать,

Надо встретиться, мамка, с тобою.

Знаю, мать, что ты ищешь меня

По задворкам глухим да околицам.

По какой-то нелепой статье

Дали, мамка, мне целый червонец.

Маслице

На Подоле, на углу,

В домике портного,

Родилося три еврея:

Йоська, Мойша, Лева.

Припев:

Ох, маслице,

Азохн вей!

Не было бы масла —

Не жил бы еврей.

Раз на киевском бану

Угол вертанули.

Не успели улизнуть —

В КПЗ замкнули.

Припев.

Как сидели в КПЗ,

Масла не видали.

За неделю три еврея

Фитилями стали.

Припев.

Видит Йоська — старший брат:

Дело пахнет дрянью.

Взял все дело на себя —

Вытащил братанов.

Припев.

Вышел Мойша с КПЗ,

Взял свои отмычки,

И пошел он скок лепить

По старой привычке.

Припев.

Вышел Лева с КПЗ —

Больше не ворует:

На Подоле, на углу,

Маслицем торгует.

Припев:

Ох, маслице,

Азохн вей!

Не было бы масла

Не жил бы еврей.

Когда с тобой мы встретились

Когда с тобой мы встретились, черемуха цвела,

И в старом парке музыка играла.

И было мне тогда еще совсем немного лет,

Но дел успел наделать я немало.

Лепил я скок за скоком. Наутро для тебя

Кидал хрусты налево и направо.

А ты меня любила и часто говорила,

Что жизнь блатная хуже, чем отрава.

Но дни короче стали, и птицы улетали

Туда, где вечно солнышко смеется.

И с ними улетело мое счастье навсегда,

И понял — я оно уж не вернется.

Я помню, как с фаршмаком была ты на скверу,

А он, бухой, обняв тебя рукою,

Тянулся целоваться, просил тебя отдаться…

А ты в ответ кивала головою.

Во мне все помутилось, и сердце так забилось!

И я, как этот фраер, закачался,

Не помню, как попал в кабак, и там кутил, и водку пил,

И пьяными слезами обливался.

Однажды ночкой темною я встал им на пути.

Узнав меня, ты сильно побледнела.

Его я попросил в сторонку отойти.

И сталь ножа зловеще заблестела.

Потом я только помню, как мелькали фонари

И мусора кругом в саду свистели.

Всю ночь я прошатался у причалов до зари,

А в спину мне глаза твои глядели.

Когда вас хоронили, ребята говорили,

Все плакали, убийцу проклиная.

А дома я один сидел, на фотокарточку глядел —

С нее ты улыбалась, как живая.

Любовь свою короткую хотел залить я водкою

И воровать боялся, как ни странно.

Но влип в затею глупую, и как-то опергруппою

Был взят я на бану у ресторана.

Сидел я, срок прикидывал: от силы пятерик,

Когда внезапно всплыло это дело.

Пришел ко мне Шапиро, защитник мой, старик.

Сказал: «Не миновать тебе расстрела».

Потом меня постригли, костюмчик унесли.

На мне теперь тюремная одежда.

Квадратик неба синего и звездочка вдали

Сияют мне, как слабая надежда.

А завтра мне зачтется последний приговор,

И скоро, детка, встретимся с тобою.

А утром поведут меня на наш тюремный двор,

И там глаза навеки я закрою.

Чередой за вагоном вагон

Чередой за вагоном вагон,