Улица Вокзальная, 120 - [18]

Мэтр Жюльен Монбризон явно не производил впечатление человека, несущего на себе груз непомерных лишений. Он выглядел упитанным, жизнерадостным, ничуть не изменившимся с той поры, как мы встречались с ним в Париже несколько лет тому назад. Приятная округлость, без малейшего намека на вульгарность. Несмотря на мощную комплекцию, он обладал элегантностью и даже некоторым изяществом. Лишь один изъян омрачал его облик. Как последний авантюрист, он обожал украшать свои пальцы перстнями, выбор которых откровенно изобличал в нем дурной вкус. Сегодня, к примеру, он напялил золотую печатку с вправленными в нее бриллиантами, один из которых, плохо сочетаясь с двумя другими, превращал это дорогое украшение в базарную поделку. Впрочем, это была вполне простительная слабость, ничуть не умалявшая присущих этому человеку достоинств. А был он находчивым, хитрым, обладал красноречием циника (мы распили вместе не одну бутылочку) и обаянием приятного собеседника.

При моем появлении он прервал чтение книги – роскошное издание «Сочинений» Эдгара По – и с чарующей улыбкой, протягивая пухлую руку, устремился мне навстречу.

– Бюрма! Вот так сюрприз! – воскликнул он.– Что занесло вас в наши края?

Пока я отвечал, он освободил одно из кресел, заваленное объемистыми томами по юриспруденции. Я сел и по его просьбе начал рассказывать о своей жизни в плену. В большинстве случаев вашим собеседникам на все это наплевать, однако они почему-то считают своим долгом выразить соболезнование по поводу, как они выражаются, «выпавших на вашу долю страданий». Отдав дань моде и исторгнув приличествующие случаю невыносимые банальности, я приступил к интересующей меня теме.

– Вот дьявольщина! – воскликнул он.– Я знал о смерти Коломера, но не мог и предположить, что вы оказались свидетелем его гибели. Для первого впечатления от мирной жизни это, пожалуй, чересчур…

Он раздавил в пепельнице окурок.

– Да, невесело,– согласился я.

Он протянул мне роскошный золотой портсигар.

– Отведайте-ка вот этого,– предложил он.– Такого вы нигде не найдете. Это сигареты «Филип Моррис». У меня есть тут небольшая заначка.

– В самом деле, престижная марка, но… я, извините, не любитель… предпочитаю свою трубку…

– А, эту старую коптилку… Ну, как знаете…

Он зажег мою трубку и свою сигарету.

– Так вот, в отношении Коломера,– произнес он, погружаясь в облако благоуханного дыма,– что думает обо всем этом прославленный детектив?

– Ничего. Я вернулся издалека. Полиция утверждает, что мой ассистент пал жертвой мести… Политической или какой-то иной. И ваши показания подтверждают эту гипотезу.

– А, так вы уже в курсе дела?

– Более или менее. Я знаю, что он был у вас за несколько часов до своей гибели.

– Совершенно верно. Чтобы изъять переданные мне на хранение деньги…

– Минуточку… Откуда у него эти деньги? Говорят о восьми или даже девяти тысячах франков. Это солидная сумма… Солидная для Коломера, не привыкшего экономить.

– Понятия не имею.

– Благодарю вас. Продолжайте.

– Вернувшись, я застал его в этом кресле. Мой слуга не знал, где я ужинаю… но ему было известно, что я вернусь к одиннадцати часам, и он разрешил Коломеру подождать меня здесь. Его поведение настораживало… Бюрма, приходилось ли вам когда-нибудь видеть человека, охваченного животным страхом?

– Приходилось.

– И мне тоже. Например, приговоренного к смерти, утром перед казнью… Так вот, стараясь держаться как обычно, Коломер обнаруживал именно эти признаки страха. Настолько явные, что я поинтересовался о его самочувствии и…

Он заколебался.

– Есть еще одно соображение, о котором я умолчал в разговоре с комиссаром, но которым могу поделиться с вами… Мне показалось, что он нуждается во всей своей наличности для приобретения наркотиков…

– Девять тысяч франков на наркотики! – не удержался я.– Уж не принимаете ли вы его за Сирано? Не может быть. И потом, это не выдерживает критики. Коломер никогда не употреблял наркотики.

Он вскинул левую руку жестом регулировщика.

– Я не врач, чтобы диагностировать по лицу. Но не заводитесь по пустякам, Бюрма. Сейчас вы очень напоминаете мне Коломера. Ибо и он, стоило мне заговорить об этом, вспылил, и мы обменялись весьма резкими выражениями. Теперь я сожалею об этом, но… сделанного не воротишь. Задетый за живое, я рассчитался с ним и выбросил всю эту историю из головы. Он произвел на меня странное впечатление человека напуганного и потерянного. Бедняга… Мог ли я предположить, что на следующий день узнаю о его смерти – и какой! – из газет… Допустим, моя гипотеза о наркотиках ошибочна. Как тогда объяснить его странное поведение той ночью, намерение забрать деньги, понадобившиеся ему для побега, и тот очевидный ужас, которым он был объят? Страхом мести?

– Мести какого рода? Профессиональной, политической или… любовной?

Жюльен Монбризон растянул губы в очаровательную, только ему присущую улыбку.

– Любовную драму мы можем исключить сразу же и без колебаний,– заявил он.– Я не замечал за ним связей, представляющих опасность… с этой точки зрения.

– А… менее опасных?

– Тем более. Что касается политики, го я убежден, что он следовал моему примеру – держался от нее подальше.