Улица Вокзальная, 120 - [13]

На этом полицейские со мной распрощались. Сосед по койке был глух, но не слеп. Он участливо поинтересовался, чего хотят от меня эти ищейки в штатском. Я ответил, что искромсал в куски судебного исполнителя, в результате чего ослаб головой, что за всем этим на меня обрушилась целая гора других неприятностей, но что Грета Гарбо непременно вызволит меня отсюда.

Так как я вынужден был проорать эти объяснения, они стали достоянием всей палаты. Не только тугоухий, но и остальные пациенты уставились на меня вытаращенными глазами, в которых читалось беспокойство, и пришли к выводу, что пребывание в плену оказывает на иных лиц весьма любопытное действие.

Вызвав у окружающих сомнение в своей умственной полноценности, я обрел долгожданный покой. Никто не приставал ко мне с разговорами. Затронув тему кинозвезд, я воспользовался ею, чтобы вернуться мыслями к Мишель Оган… Не настоящей, а той, так похожей на нее… Сжимающей в белой руке черный автоматический пистолет…

32-го калибра?

Как глупец, задавался я вопросом, на который не мог получить ответа до выхода вечерних газет.

В той, что принесла медсестра, сообщалось, что обыск, произведенный в квартире Коломера, не дал никаких результатов. Равно как осмотр костюмов и набитого детективами чемодана.

Два дня я провалялся в постели. Но на третий столь решительно принял вертикальное положение, что даже Мэй Уэст[12] не смогла бы меня остановить.

Я вошел в плохо отапливаемую канцелярию, где две белокурые машинистки под снисходительным надзором какого-то очкарика предавались сравнительному анализу достоинств только что поступившей в продажу губной помады, и попросил разрешения выйти в город.

Моя кормилица родом из Лиона… и я хотел бы посетить пенаты этой славной женщины, особенно в такой погожий день, как сегодня, то есть я хочу сказать, что туман немного рассеялся и т. д. и т. п.

Они оказались не вредными, в этой канцелярии. Без особого труда получил я разрешение погромыхать солдатскими башмаками по улицам столицы департамента Рона.

Падение с поезда окончательно доконало мое обмундирование, и без того пострадавшее от войны и плена. Вместо него мне выдали демобилизационный комплект, который, если не считать каких-то десяти сантиметров, выглядел сшитым прямо по моей мерке.

В этом наряде я и отправился на площадь Белькур.

Моя кормилица никогда не была уроженкой Лиона по той простой причине, что у меня никогда не было кормилицы, как и не было никакой надобности знакомиться с городом, который я знал как свои пять пальцев, мыкая в нем в двадцать – двадцать два года горе и нищету.

Я растрогался, узнав проспект Республики и небольшие пассажи высотой со статую Карно, особенно один из них со знаменитым Гиньолем. Где-то здесь, в одном из уголков, образуемых пересечением крытых улочек, находилось маленькое кафе, откуда я был однажды с позором изгнан, не набрав нескольких франков, чтобы расплатиться за рюмку порто-флип.

Посасывая трубку, я высматривал это бистро… если, конечно, оно сохранилось.

Внезапно меня охватило волнующее предчувствие удачи. Поначалу, увидев в витрине газетного киоска «Крепюскюль», я понял, что эта парижская газета эвакуировалась в Лион. Я купил экземпляр с намерением узнать, не последовал ли за своим листком и Марк Кове. В самом деле, на второй полосе под статьей, написанной в присущей моему другу пространной манере, красовалась его фамилия. Вскоре я разыскал и кафе. С той же вывеской, тем же интерьером и тем же хозяином. Неужто в нем обновилась только пыль? Впрочем, она казалась вековой. За стойкой бара я увидал и самого Марка Кове, красноносого, с водянистыми глазами. Взгромоздившись на табурет, он разыгрывал с каким-то журналистом партию в кости.

Я положил ему руку на плечо. Он обернулся и вскрикнул от удивления. Не давая ему прийти в себя, я спросил с самым серьезным видом:

– Ты что же, не узнаешь старину Пьера?

– Пье… Пьера! – повторил он.– Ах да… Пьера Кируля?

Он прыснул.

– Вот именно, Пьера Кируля,– подтвердил я.

Он бросил игральные кости в рожок и положил его на стойку.

– Я – пас,-сказал он своему партнеру.– Мне нужно поговорить со старым приятелем. Считайте себя в выигрыше.

Он взял меня под руку и увлек в глубину зала. Мы расположились за дальним столиком.

– Что будем пить? – спросил он.

– Сок,– ответил я.

– А мне кружку пива.

Когда флегматичный официант (нет, не тот, что много лет назад выгнал меня отсюда) принес напитки, репортер ткнул пальцем в мой стакан с ананасовым соком:

– Похоже, смерть Коломера здорово на вас повлияла…

– Просто иссяк кислород, – ответил я.– Но в общем-то вы правы, это меня сильно задело. Знаете, ведь он говорил со мной, когда его подстрелили.

Кове ударил по столу и выругался.

– Так это вы…

– Да, и это тоже я. Исполнил цирковой трюк. Только я попросил бы вас держать эти сведения при себе.

– Разумеется. Неужели вы думаете, что я уступлю их конкуренту?

– Не валяйте дурака, Марк. Никто, будь то типы из «Пари-суар» или «Крепю», ничего не должен знать; это сугубо между нами. Понимаете? А там видно будет…

Журналистский зуд явно не давал ему покоя. Тем не менее он почти добровольно пообещал мне не прикасаться к авторучке. Покончив с этим, я завел речь о другом: