Улица Вокзальная, 120 - [12]

– Весьма вероятно,– изрек я глубокомысленно.

Комиссар бросил взгляд на доктора, проявлявшего признаки нетерпения.

– Я уже довольно долго допрашиваю вас, месье Бюрма,– сказал он.– Осталось совсем немного. Мне понадобятся имена тех наиболее опасных преступников, не останавливающихся даже перед убийством, в задержании которых вы принимали участие за последние несколько лет.

В ответ на эту витиеватую фразу я заметил, что после событий в Перраше состояние моего здоровья не позволяет мне в данный момент подвергать свой мозг столь изнурительному испытанию. Но если мне предоставят несколько часов, чтобы прийти в себя…

– Ну разумеется! – сердечно воскликнул он.– Как вам будет угодно. Я не требую невозможного. Благодарю за помощь.

– Боюсь, что ничем не смог вам помочь,– с улыбкой ответил я.– Все эти семь месяцев я провел между Бременом и Гамбургом. Увы, мое безошибочное чутье не позволило мне угадать, чем занимался в нескольких сотнях километров от меня мой сотрудник.

Он пожелал мне скорейшего выздоровления, обменялся рукопожатием со мной, с доктором (который, утратив изрядную долю присущего ему благодушия, пробормотал нечто нечленораздельное) и исчез в сопровождении своего молчаливого спутника.

Я покинул залитую слепящим светом операционную и с облегчением водворился на прежнее ложе, к которому подкатила меня уродливая медсестра. Потом проглотил болеутоляющее и погрузился в сон.

Глава III Занимательное чтиво Коломера

Наутро во время врачебного обхода доктор нашел мое состояние удовлетворительным, и я был переведен в соседний корпус, расположенный на противоположной стороне улицы. Там самым недисциплинированным образом разгуливало несколько по-разному искалеченных военнопленных, ожидавших возвращения к домашним очагам. Некое гориллоподобное существо подвергло меня массажу, обернуло в холодные простыни и препоручило медсестре, сексапильность которой была той же пробы, что и у ее коллеги из госпиталя напротив.

Я написал четыре письма, межзональную открытку и попросил эту славную женщину, которая, несмотря на свою неблагодарную внешность, оказалась воплощенной любезностью, не мешкая отнести их на почту. Поезд, от которого я отстал при столь драматических обстоятельствах, должен был доставить освобожденных военнопленных в Монпелье, Сет, Безье и Кастельнодари. Моя корреспонденция предназначалась для Эдуарда и четырех находившихся в этих городах военных госпиталей. Я просил его как можно скорее переслать мне мой чемодан, оставленный на багажной полке нашего купе. Межзональная открытка была адресована моей консьержке.

В полдень, заметив, что сосед по койке намеревается сложить из газеты колпак, я прокричал ему (он был туг на ухо) просьбу передать ее мне.

Внизу, на последней полосе под рубрикой «Когда верстался номер», было опубликовано краткое изложение кровавых событий, ознаменовавших мое возвращение из плена.

Под заголовком «Трагедия на Перрашском вокзале» я прочитал:

Минувшей ночью при отправлении санитарного поезда с нашими соотечественниками-репатриантами, следующими из Германии на юг, где им предстоит оправиться от потрясений, связанных с пребыванием в плену, некто господин Робер Коломер, 35 лет, эвакуированный парижанин, проживавший в Лионе по адресу Монетная улица, 40, был убит из револьвера во время беседы с бывшим военнопленным.

Жертва, оказавшаяся, как это вскоре удалось установить, агентом частной сыскной фирмы «Фиат люкс» прославленного Динамита Бюрма, скончалась на месте.

Осмотр содержимого, обнаруженного в карманах убитого, не принес результатов, которые могли бы направить следствие в определенное русло.

Облава, сразу же проведенная на месте происшествия наличными силами полиции, не дала сколько-нибудь обнадеживающих результатов: был задержан хорошо известный компетентным органам политагитатор, которому придется предстать перед судом за нарушение подписки о невыезде. При нем не было обнаружено никакого оружия.

Впрочем, револьвера не было найдено ни на месте преступления, ни на территории вокзала.

Добавим, что…

Последний абзац относился к происшедшему со мной инциденту, поданному репортером в эмоционально-приподнятом стиле. Мое имя не упоминалось.

Комиссар Бернье появился в палате после полудня, в тот момент, когда мне стало казаться, что время тянется чересчур медленно. С ним был его неразговорчивый спутник, молча делавший какие-то записи в блокноте.

Бернье принес серию фотографий Коломера для более полной идентификации, и я удовлетворил его просьбу. Затем я назвал имена Жана Фигаре, Жозефа Виллебрюна и Дезира Маллоша, по прозвищу Деде Пигальская Гиена. Все это были отъявленные бандиты, которым мы с Бобом очень помогли в свое время сесть за решетку. Единственная неточность или затруднение состояло в том, что Виллебрюн, специализирующийся на ограблении банков, должен был быть освобожден из Нимского централа в октябре этого года.

Комиссар выразил мне благодарность. Я добавил, что просмотрел газету и с удовольствием отметил, что информация обо мне помещена не на самом видном месте и что, хотя причиной тому, несомненно, является величайшая спешка, с какой писалась заметка перед тем, как «влететь» в номер, я надеюсь, что это сохранится и впредь, ибо нуждаюсь в отдыхе. Он заверил меня, что в вопросах, относящихся к его компетенции, мне гарантирована полная анонимность.