Улети на небо - [10]

Шрифт
Интервал

За три дня преодолев сто сорок верст по Симбирскому тракту, постоянно вступая в короткие попутные бои, Народная армия обошла городские окраины с юго-запада и двойным ударом обрушилась на тылы противника. Основные силы красных стояли на берегу, — даже не успев развернуть орудия к бою, они побросали позиции и в панике бежали из города. Нам досталась вся артиллерия, пулеметы и бесчисленное количество боеприпасов. Во дворе городской тюрьмы в объятия первых прорвавшихся за ворота добровольцев бросились офицеры, которых красные, заслышав канонаду боя, поспешили вывести на расстрел. Слава Богу, мы успели вовремя!

День взятия Симбирска стал для нашего вождя днем истинного триумфа, — Народная армия еще не видела такого. Вечером городской театр был переполнен, люди стояли в проходах, в пространстве между сценой и зрительным залом, — везде, где только можно было найти хотя бы небольшое свободное место. Когда объявили выход Каппеля, зал замер. Командующий появился из кулис и вышел на сцену бочком, робко, оглянувшись на чей-то голос, прозвучавший вдогонку; вид у него был вовсе не героический: простая, слегка полинявшая гимнастерка, улан-ские рейтузы и сверкающие отражением театральных огней кавалерийские сапоги. Он вовсе не походил на командира, военачальника — ни видом своим, ни осанкой, ни выражением лица, которое могло быть суровым, мужественным, грозным и горделивым, как у любого, что называется, настоящего полководца, но было на самом деле только слегка растерянным. Кто не знал его, не мог даже понять, в каком он звании, потому что погон у Народной армии в то время не было. Из всех знаков отличия он имел лишь белую повязку на рукаве, какую, впрочем, имели и другие офицеры. И вот, выйдя на сцену и посмотрев сверху в сверкающий зал, он, кажется, оробел еще больше, — тишина воцарилась неправдоподобная, и казалось, что просто не могло быть в этом городке всего несколько часов назад грохота боя, разбойничьего посвиста пуль, криков отчаяния и боли. Зал молчал, замерев, и молчал командующий, но тут он положил левую руку на эфес своей шашки, и это, видимо, придало ему решимости: сначала тихо, а потом все громче он заговорил — порывисто, искренне и с большим чувством. «Господа, — сказал он слегка севшим голосом, — господа…» Волнение мешало ему говорить, он смущенно кашлянул в кулак, собрался и продолжал: «Господа, я приветствую вас в освобожденном Симбирске! Я хочу сказать… сколько военных дорог мы прошли и везде видели только запустение и разруху, гибель, мор и последствия страшной жестокости новоявленных хозяев России. Они разорили нашу страну, поставили на колени, сковав ее духовные силы ненавистью и насилием. Что можем мы противопоставить им? Только нашу любовь. Нашу любовь к Отчизне, к ее святыням, традициям и истории. Будем же любить Родину, господа, как любили ее наши предки, сплоченные монархической идеей! Ведь мы русские! Посмотрите: на нашей стороне и крестьянин, и рабочий, и ремесленник… только те, кто подвергся тлетворной большевистской пропаганде, идут против нас. Большевики умело используют ложь, сулят обманутым людям несуществующие блага… они отрицают закон, мораль, нравственные чувства. Они выпускают на волю темные инстинкты бездельников, призывают грабить награбленное. А ведь все, что есть в стране, — не награблено, а построено. Мы не отдадим наши завоевания, не позволим истоптать грязными сапогами светлую российскую душу! Встанем же грудью перед ордами дикарей, ведомых безбожными безумцами, остановим потоки крови и насилия, вернем Родину в лоно святой православной церкви, под сень державы и скипетра! Господа! Свобода Отчизны в опасности! Все на защиту Родины! И мы победим!»

Последние слова Каппеля потонули в оглушительном грохоте аплодисментов, в криках… нет, «крики» — это сказано недостаточно сильно… то был рев, люди вскакивали со своих мест, поднимая ладони и рукоплеща своему кумиру… многие плакали, — так тронули всех его слова…

Речью в театре Каппель воспламенил сограждан, и Народная армия в последующие дни стала быстро прирастать бойцами; на сборные пункты приходили все новые и новые добровольцы, среди которых были представители всех сословий и профессий России – каждый русский считал своим долгом стать на защиту Родины.

Я могу говорить о Каппеле без предубеждения, ибо видел его в разных ситуациях, наблюдал его повседневно и прошел с возглавляемой им армией до самого конца весь ее трагический путь. По большому счету, он был чужд политике и порой просто не понимал всех подковерных интриг и хитросплетений власти. Эсеровское самарское правительство во многом не удовлетворяло его, но он ни с кем не выяснял отношений, а просто воевал, считая, что главная задача армии на тот момент — освобождение от большевиков, а разобраться с нюансами правительственной власти можно будет и потом. Он считал себя рядовым бойцом великого войска, призванного очистить страну от большевистской заразы, и воистину был таким рядовым. Он мог нестись на своем скакуне в авангарде кавалерийской атаки, мог даже, сидя в одном окопе с солдатами, вести бой наравне со всеми, он как никто понимал простого бойца, а главное, он понимал, что революция — это не просто социальный излом, а глубоко враждебное человеческой натуре потрясение, высвобождающее темную, злую энергию слабых душ. Он сражался не с личностями, а с дьявольской сутью их планов. Он мыслил шире Деникина, Врангеля или Колчака, двигавших свои формирования на шахматной доске Гражданской войны так, как мог бы двигать их надмирный стратег, — понимая битву за обладание страной лишь как перемещение огромных людских масс с места на место. Каппель видел черту добра и зла в каждом человеке, в каждом солдате, народ не был для него безликой серой массой, народом был для него конкретный крестьянин Савва Лукич, конкретный рабочий Иван Петрович или конкретный штабс-капитан Аполлинарий Аристархович… К тому же он понимал, что зло — не человек, а революция, высвобождающая зло из человека. Ведь Господь учил, что не все дозволено, а кому-то захотелось быть выше Его: кто-то забрался на высоченную гору власти и прокричал оттуда — да, да, все дозволено, все можно, потому что это во благо революции! И она пришла, протянув жадные окровавленные руки к чужим сокровищам, и провозгласила: «Аз есмь Революция, жена диавола!».


Еще от автора Владимир Лидский
Два солдата из стройбата

Действие повести «Два солдата из стройбата» происходит в Советской Армии в 1976 году – в самый расцвет эпохи застоя. Заложенное в самой системе воспитания скотское отношение к советскому солдату расцветает в казарме махровым цветом, но ему противостоит нечто духовное, заложенное в одном из солдат: слабое физически, но весьма сильное нравственно. Издевательства и унижения не могут превратить этого человека в опустившееся существо, а напротив, закаляют его нравственно, делают его сильнее.Повесть «Два солдата из стройбата» талантливого современного писателя Владимира Лидского получила премию Республиканского литературного конкурса «Арча» в 2013 году и попала в шорт-лист международного литературного конкурса «Open Central Asia Book Forum and Literature Festival 2012».События почти сорокалетней давности, описанные в книге, не трудно спроецировать на нашу современность.


Русский садизм

«Русский садизм» Владимира Лидского — эпическое полотно о русской истории начала XX века. Бескомпромиссная фактичность документа соединяется в этом романе с точным чувством языка: каждая глава написана своим уникальным стилем.Гражданская война и установление Советской власти до сих пор остаются одной из самых темных, самых будоражащих страниц нашей истории. «Русский садизм» претендует на то, чтобы закрыть эту тему, — и именно поэтому книга вызовет волну споров и поток критики.Роман еще в рукописи вошел в длинный список премии «Национальный бестселлер».


Сказки нашей крови

Жизнь и судьба человека в России дика и отчаянна даже в цивилизованные времена. Артем, потомок татарского князя Леванта, эсера-бомбиста, правой руки Евно Азефа, совсем не похож на своего деда. Но кровь – не водица, возможно, она просто спит до времени в жилах, чтобы однажды хлынуть бурным потоком и смести всё на своем пути…


Избиение младенцев

«Избиение младенцев» – это роман о судьбе российских кадетов, на долю которых выпали испытания революции и Гражданской войны. Участвуя в военных катаклизмах, подвергаясь репрессиям и преследованиям, побеждая в нравственных сражениях, герои книги вместе со страной проходят нелёгкий трагический путь и на крутых виражах истории обретают истинную свободу. Нравственный выбор, который надлежит сделать героям романа, очень созвучен исканиям героев Достоевского.В этой книге есть все: родовая тайна, необычная и трагическая любовь, охота за сокровищами, удивительные приключения и мистические тайны, есть свои злодеи и свои праведники.


Рекомендуем почитать
С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.


Жук, что ел жуков

Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.