Укроти свой мозг! Как забить на стресс и стать счастливым в нашем безумном мире - [22]

И, наконец, Боулби[74]

Он дал мне все, что мне нужно было знать о том, почему я была и остаюсь психически больной. Он разделил взаимоотношения младенца и того, кто о нем заботится, на три типа, по характеру привязанности. Эти типы ложатся в основу вашего отношения к миру и к самому себе. Существует уверенная привязанность, когда мама и младенец настроены друг на друга и гуглят друг друга на расстоянии. Если мама уходит из комнаты, ребенок кричит, требуя, чтобы она вернулась, и когда она возвращается, идет к ней, чтобы успокоиться. При амбивалентной привязанности, когда мать покидает комнату, ребенок просто сидит и выглядит безразличным, а когда она возвращается в его поле зрения, становится еще более безразличным и начинает играть в кубики. А еще есть дезорганизованная привязанность: когда мама покидает комнату, ребенок выглядит так, будто испытывает облегчение, а когда она возвращается, он начинает кричать. Догадываетесь, к какому типу отношусь я?

Чтобы получить полноценную квалификацию психотерапевта, необходимо отработать 400 часов в качестве интерна. Я уже добралась до 200, а меня все спрашивали, смеются ли клиенты, когда я вхожу в комнату, чтобы проводить терапию.

Получив первого клиента, я нервничала, как никогда прежде. Я думала – а вдруг он закричит: «Вы шарлатанка. Вы мне не нравитесь, позовите кого-нибудь другого». Я боялась не того, что они меня узнают. Это был страх, который каждый испытывает при новой работе: «Что, черт возьми, я должен говорить этому человеку?»

На самом деле они не узнавали меня и их не интересовало, кто я. У них были более серьезные проблемы. Несколькими моими клиентами были женщины, к которым семьи их мужей относились как к рабыням и угрожали убить, если они кому-либо расскажут об этом. Я сидела и думала, какой «по самую задницу избалованной паршивкой» я была, считая, что у меня есть проблемы. Те свекрови, которые плескали на своих невесток кипятком, чтобы показать, кто в доме хозяин, делают мою мать просто феей Динь-Динь.

Англичане порой даже узнавали меня, но их это беспокоило меньше всего, потому что они чувствовали, что у нас много общего. Обычно они говорили о своем одиночестве и безысходности, и я слушала с настоящим сочувствием, которое является основным моментом психотерапии. Я уважала себя за то, что они позволили мне заглянуть в их жизни, и я до сих пор думаю: смогла ли им помочь хоть немного? Я узнала, что все мы очень чувствительные создания, многие из нас полны боли и нам требуется очень много мужества, чтобы просто продолжать жить.

Проработав 200 часов, я поняла, что начинаю терять сочувствие, а я никогда не могла притворно изобразить его. Я думаю, нужно быть либо сумасшедшим, либо ангелом, чтобы выдерживать всю эту входящую в тебя боль. В это время – вероятно, просто чтобы проверить меня – мне предложили снова участвовать в шоу-бизнесе, пока я работала с женщинами, страдавшими от жестокого обращения.

Я ухватилась за эту возможность, как героинщик за найденный шприц. Я по-прежнему содрогаюсь от воспоминания и стыжусь того, что я сделала. Я думала, что усвоила урок «Атаки акулы», но нет. Меня попросили сделать большое прайм-таймовое игровое шоу, где я должна быть церемониймейстером в цирковом шапито, а малоизвестные знаменитости будут работать на трапеции без страховки. Жюри из нескольких визжащих красавиц судило, кто самый смелый в этой гладиаторской кровавой бойне.

Я думала, что все, кто занят в этом шоу, будут понимать, насколько все это гротескно. Я смогу похохмить над отчаянными знаменитостями, висящими на больших пальцах ног ради того, чтобы вернуться к былой славе, или рискующими своей жизнью, чтобы выбраться из кокона заурядности полнокрылой телеперсоной.

К несчастью, все было не так. Они нарядили меня в корсет, дали мне кнут и послали на арену. Мне велели относиться ко всему серьезно, ни над кем не смеяться и оставить свою иронию при себе. Меня лишили спасательного плота комедийности в тот момент, когда я должна была говорить, как волшебно выглядит одетая в перья старлетка, которая висит надо мной на своей шейке. Я хотела сказать, как замечательно, что она уже вышла из реабилитационной клиники, но они заставили меня заткнуться и произнести: «Давайте похлопаем, леди и джентльмены. Ваши аплодисменты этой замечательной женщине».

Я читала телесуфлер со слезами на глазах, с жуткой гримасой улыбки и мертвым взглядом. В любом случае меня выгнали, что было к лучшему, поскольку я продолжала работать психотерапевтом. На встрече с руководителем практики, которая проходила каждую неделю, чтобы мы могли получить оценку своей работы, руководитель сказала мне, что, возможно, это не самая лучшая для меня идея – стать психотерапевтом именно сейчас. Я спросила: почему?

Она сказала, что я развешена по всему Лондону на рекламных щитах размером с половину футбольного поля, одетая в свой корсет с грудью в 3D, свисающей с картины, и кнутом в руках. Вероятно, некоторые из моих клиентов могут счесть это странным. Возможно, она была права.

Поэтому я подумала, что мне стоит оставить психотерапию и перейти к основам. Я изучу, как работает мозг. Я добилась зачисления на курс нейробиологии Университетского Колледжа Лондона, заполненный студентами в возрасте 21 года. Я чувствовала себя ненормальной, поэтому сказала им, что у меня кожное заболевание, при котором человек быстро стареет. Они оставили меня в покое, пока не поняли, что я действительно старая. Со временем студенты приняли меня в свой круг, по большей части потому, что я единственная водила машину и могла отвезти их в парк.