Укрощение повседневности: нормы и практики Нового времени - [121]

Такая общественная реакция на историческую костюмную мелодраму представляется намного превышающей масштабы культурного события. Конечно, конфликт вокруг «Матильды» прежде всего обнажает внутренние проблемы общества, части которого нужен лишь повод, чтобы перейти к открытой агрессии. Но почему фильм А. Учителя стал таким поводом? Основными обвинениями в адрес «Матильды» были упреки в исторической недостоверности и в оскорблении чувств верующих. Поскольку первое обвинение, как мы показали выше, рутинно адресуется практически любому историческому фильму, истоки конфликта вокруг «Матильды» нужно искать в том, как различные силы в России используют религиозные символы. Так, образ Николая II, созданный в фильме Г. Панфилова «Романовы. Венценосная семья», где царь представал умеренным, сконцентрированным на семейной жизни, религиозным и моральным человеком, стойко претерпевавшим страдания во имя своей страны, но при этом не очень сведущим в политике, позволял примирить разные версии истории, возникшие после Октябрьской революции. Этот образ последнего императора подходил для формирования патриотической национальной идеи, построенной на ней актуальной исторической политики и, следовательно, для современной российской власти, легитимирующей свою несменяемость опорой на широко распространенную в российском обществе ностальгию по идеальной империи. С другой стороны, такой образ последнего российского императора соотносится с образами конституционной монархии, которая так и не состоялась в России, но представлена российским гражданам в качестве широко распространенных медийных образов британской конституционной монархии, построенных на моральных идеалах и семейных ценностях, то есть может быть привлекателен для широкой публики, часть которой критично настроена по отношению к современной российской власти. Поэтому попытки трансгрессии образа Николая II, канонизированного Русской православной церковью, «царя-страстотерпца», в том числе и за счет повышения чувственной составляющей этого образа, были восприняты как кощунство самыми разными общественными силами.

Жаль, что из‐за скандала практически незамеченной осталась попытка А. Учителя предложить российским зрителям более свободные, «интимные» и отчасти «игровые» отношения с собственной историей, выйти за пределы имперских стереотипов. Фильм «Матильда» и особенно вышедший в 2019 году мини-сериал «Коронация» показывают, что расширение чувственной составляющей образа Николая, а также рассказ о частной жизни будущего императора должны были показать возможности альтернативного развития истории. По сюжету сериала Николай, почти отказавшийся во имя любви от коронации, мог бы спасти себя и страну от грядущего хаоса, но случай разводит влюбленных, и первым знаком герою о его роковом решении принять корону становится трагедия на Ходынке. Таким образом, отказ от престола – то, что в сериале «Романовы» 2013 года представлено как единственный недопустимый проступок царя, в проекте А. Учителя, состоящем из полнометражного фильма и сериала, интерпретируется как упущенная возможность – и для монарха, и для страны. Общественный конфликт, разгоревшийся еще до премьеры фильма, отвлек внимание публики от замысла А. Учителя, предложив готовые, основанные на слухах интерпретации сюжета, а неудачно смонтированная прокатная версия фильма и плохая реклама сильно уменьшили интерес к проекту режиссера, практически сошедший на нет к моменту выхода сериала.

Завершая обзор медийных репрезентаций династии Романовых, мы хотели бы упомянуть сериал «Романовы» (The Romanoffs, 2018, США, реж. Мэттью Уайнер), выпущенный стриминговым сервисом Amazon. Этот сериал, действие которого происходит в наши дни, рассказывает о разбросанных по всему миру потомках династии Романовых. Историческое содержание сериала минимально, но в то же время этот проект является репрезентативным примером рассматриваемой нами тенденции. Большое количество медиапроектов последних лет, посвященных истории династии Романовых и созданных не только российскими, но и европейскими и американскими продюсерами, показывает, что ее представители становятся героями мировой публичной истории, а значит, и входят в глобальную коллекцию популярных исторических образов, что неизбежно ведет к актуализации, десакрализациии и демократизации исторических героев и сюжетов. Останется ли консервативный образ монархии, культивируемый российскими продюсерами в последние десятилетия, одной из составляющих этого глобального мультиплатформенного нарратива или растворится в более «очеловеченных» и понятных современной международной аудитории репрезентациях прошлого? Ответить на этот вопрос мы пока не можем.

Границы допустимого в репрезентациях истории династии Романовых в медиа определяются сегодня хрупким консенсусом, который существует в отношении российской монархии между обществом и властью. Для общества это прежде всего образы идеальной семьи, подогреваемые ностальгией по утраченной имперской утопии (так монархи показаны в фильме Г. Панфилова «Романовы. Венценосная семья»). Наделенные моральной и эстетической составляющими, образы царской династии ассоциируются с так и не состоявшейся конституционной монархией, существующей для граждан России в медийных образах другой, «более успешной» национальной культуры, также выросшей из империи. В то же время эти образы драматически подсвечены судьбой последнего российского императора, канонизированного церковью страстотерпца. Для современной российской власти образ идеализированной монархии (представленной, например, в сериале «Романовы» (2013) в виде сильной, прекрасной, но беспощадной к врагам государственной силы) является удобной формой легитимации продления собственных полномочий. Доказательством наличия консенсуса между властью и обществом в отношении содержания истории монаршей семьи может быть немедленно возникающая при любых отклонениях от «канонического» образа Романовых агрессивная критика, исходящая от самых разных общественных и государственных сил, ярче всего проявившаяся в конфликте вокруг фильма А. Учителя «Матильда».