Укрощение огня - [86]

«Твой…» — вглядываясь в лицо склонившегося к нему мужчины, Амани невесомым движением очертил линию его лба, затем зарывшись пальцами в свободно спадающие волосы. Рука скользнула ниже, по шее, легла на грудь, ловя ритмичное биение, и снова устремилась вверх, самыми кончиками ногтей, подушечкой обводя широкую дугу брови, скулу, а затем по краю бородки, так и не решившись коснуться губ. Вместо того, юноша тихонько усмехнулся:

— Я слышал, как говорят, что нас связали звезды…

Амир слегка нахмурился:

— Я верю в это! — совершенно серьезно признал мужчина. — Но если хочешь, когда вернусь, достану таблицы, и вместе проследим небесные пути?

— Нет, не нужно, — Амани решительно качнул головой, бездумно поглаживая метку затянувшейся раны от клинка Джавдата на его плече. — Я хочу думать, что все решения были только моими!

— Я тоже, Нари! Я тоже…

Тремя тугими струнами золотоголосого тара — страсть, нежность и любовь переплелись в чарующей мелодии ночи, а на рассвете князь Мансуры отбыл, чтобы начать переговоры о будущем возможном союзе, оставив сонного возлюбленного грезить наяву с алеющей улыбкой счастья на губах.

* * *

Разлука для любви, — что ветер для огня: гасит слабую, а большую раздувает еще сильнее. Любовь… — кутаясь от гуляющего меж зубцами башни ветра в черный шелк абайи, которую без всяких угрызений опять «позаимствовал» у отсутствующего владельца, — Аман про себя повторил это слово и понял, что в нем нет ничего страшного.

И уж конечно оно не обдерет язык и губы, если произнести его вслух! А вот думать о том, что же вынудило его все-таки признать давно очевидное, — страшно по-настоящему было, и совладать с собою пока что получалось плохо.

Поначалу расставание его не слишком опечалило: венец правителя нелегок, а Амир князь. Разумеется, у него полно важных забот помимо личных, да и он сам давно уже не мальчик для постели, так что не могут же они там проводить все время, как бы это не было увлекательно! И Амани сполна воспользовался предоставленной возможностью показать всем, что не зависимо от того, близко Амир или далеко, — он намерен принимать в жизни Мансуры самое активное участие, к тому же на первых ролях.

Это был тяжкий труд, требующий постоянного внимания и усилий, но работал он как всегда упорно, рассудив что для его целей людям мало будет видеть к нему доверие Амира. Они должны доверять ему сами, без такого влиятельного посредника, и если получилось добиться этого от Кадера и Сахара например, то следует не останавливаться на достигнутом.

Стараясь все время держаться на виду и ловить мельчайшие детали, Амани очутился в родной для себя стихии, а ответный пристальный интерес только подстегивал азарт, который превосходно помогал справиться с тоской. Он даже танцевал для всех несколько раз — испытанное средство снять собственное напряжение, и самое надежное его оружие! Как ни странно, его союзником оказался не кто иной, как Седой Фархад, помогая понемногу собирать в своих пальцах невидимые нити к душам тех, кого Ас-саталь желал покорить. Однако время шло, миновал самый долгий срок, назначенный Амиром для возвращения…

Юноша не собирался истерично впадать в панику. Переговоры могли затянуться по многим причинам, к тому же они не раз обсуждали положение, князь часто отмечал, что Али Захид аль Максуд — человек тяжелого и непредсказуемого нрава, что не меняло того факта, что выяснять позицию столь сильной фигуры следовало в первую очередь.

С завидной периодичностью, тревога сменялась яростным гневом: о конечно, кто он такой, чтобы ради его спокойного сна слать гонца с известием о причинах задержки!

Но какие бы доводы не приводил Амани, как бы активно не убеждал себя, — тревога лишь усиливалась, а тоска все сильнее сжимала сердце. Уже ничем не получалось отвлечься, вечера он проводил над развернутой картой князя, вновь и вновь перебирая все их беседы, чтобы понять могла ли Амиру угрожать реальная опасность в этом путешествии, возможно ли, что они упустили что-либо?

Впрочем, все равно. Ситуация способна ухудшиться в любой момент, а Аман никак не мог узнать об этом, да и от случайностей не избавлены даже мудрейшие! Эти земли никогда не были настолько мирными, чтобы как в присловии даже девственница спокойно могла пройти из одного города в другой с мешком золота. Амир не из тех, кто прячется за спинами, да, он опытен, умел, но… любая стычка могла оказаться роковой. Что если сейчас Амир опять ранен, что если на этот раз серьезно?!

А еще Амир князь, и не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться — есть люди, которых его смерть обрадовала бы весьма и весьма! С удвоенным рвением и забыв об обычно присущей осторожности, Амани посвятил свои дни тому, чтобы любыми путями собрать даже самую скудную информацию о возможных врагах, недругах и друзьях, каждый которых мог оказаться сомнительным. Ночи же он снова стал проводить в опустевшей постели князя.

Если после его отъезда, юноша запер двери меж их комнатами и вернулся к себе из соображения элементарных приличий, логики, нежелания лишний раз бередить и без того бурное воображение и отличную память, то теперь попросту не мог заснуть иначе. Так же, — ему казалось, что подушки и простыни впитали ставший родным запах, позволяя обмануть себя и ощутить присутствие мужчины чуть ближе, чем это было возможно в действительности.