Укрощение огня - [84]

Все умиротворение слетело разом. Аман осторожно высвободился из объятий, и мужчина не стал удерживать его, с тревогой наблюдая за задумчивым юношей. Конечно, рано говорить о пылкой и взаимной любви с его стороны, но Амани не таков, чтобы ложиться под кого-то только лишь из страха, выгоды, похоти или любопытства. В душе, для себя — всегда он занимается любовью, а не обслуживает господина, иначе не сопротивлялся бы так долго и отчаянно-упорно… Продолжение последней мысли заставило нахмуриться:

— Нари, — все еще не поднимаясь, окликнул Амир медленно одевавшегося юношу, — ответь, пожалуйста… Правда ли, что у тебя был только один мужчина?

Он проклял себя за неловкие слова, когда ошарашенный Амани даже замер на мгновение, так и не запахнув тонкого узорчатого халата: не то чтобы вопрос совсем был неожиданным, однако почему теперь? Амир ревнует или беспокоится, а если беспокоится — о чем?! Амани показалось, что он уловил ход мыслей князя, и уточнил, демонстративно выгибая угольную бровь:

— Мужчина?

Уголки губ дрогнули в многозначительной усмешке, и юноша весомо подтвердил своему повелителю:

— Мужчина — один!

А в следующую минуту, дико полыхнув очами, — он выскочил за двери, готовый в буквальном смысле надавать себе по губам, осознав, кому и в чем только что признался.

* * *

Проговорился, как сопливый недоросль! Когда Амани влетел в свои покои, — на нем на самом деле не было лица. Прошипев нечто, не переводимое на любое из человеческих наречий, он рухнул на свой облюбованный диванчик, полосуя ногтями вышивку подвернувшейся подушки не хуже озадаченной и перебуженной пантеры: ИДИОТ!!! Плод связи слизня и креветки! Да по сравнению с ним — Тарик воплощенное самообладание и самодисциплина! Аллах, за что, за какие прегрешения, ты помутил рассудок одного из несчастнейших своих созданий?!

И как теперь быть со своим признанием… Он ни на йоту не покривил душой: рядом с Амиром меркло все! Таких мужчин не существует, а о подобном господине даже не мечтают!

Мудрый правитель, у которого, скорее, следует требовать справедливости, а не молить о милосердии. Терпеливый и вдумчивый наставник, заботливый надежный товарищ и защитник, великодушный повелитель и внимательный собеседник без тени снисходительности или спеси по отношению к тем, кем распоряжается… Азартный, опытный, интригующий манерой игрок, и — человек, благороднее которого не стоит даже пробовать искать, а уж любовник… В том, что сейчас Амани испытывал к князю, было все — и уважение, и благодарность, и даже преклонение, и восхищение, и страсть, почти безудержное влечение… — юноша поперхнулся вздохом, обреченно разглядывая растерзанную подушку.

Не далее как вчера, перед тем как заснуть и наблюдая из-под ресниц за князем, он поймал себя на мысли насколько тот красив — резкой, властной, быть может, несколько тяжеловесной, зато истинно мужской красотой. Все тело до тончайшей жилки, от ногтей до кончика волос — пело звонкой струной саза под властью его сильных рук, а собственные ладони, казалось, еще горели, помня малейшие изгибы крепких мышц под смуглой кожей, опаленной жаром пустыни… То, что он вчера исполнил, трудно было назвать массажем! Он увлекся, практически впав в транс, еще немного и стал бы тереться о предоставленную в его полное распоряжение спину мужчины, как кошка в течке… И не был уверен, что стало лучше, когда Амир повернулся, уже привычным жестом привлекая его к своей груди, целуя, нежа, как будто в его руках билось и горело сердце мира, лелея, как драгоценнейшее из сокровищ…

Что же ты делаешь со мной, мой господин!

И что теперь со всем этим делать мне?

Амани замер на мгновение, уставившись невидящим взглядом в пространство перед собой: он понимал, что с ним сейчас творится то, чего не так давно, он клялся себе избегать любой ценой, но было поздно. Он знал свою главную беду: пожалуй, единственное, чему он так и не научился, — это довольствоваться малым и ограничиваться полумерами.

Разве его история с наместником Фоадом не лучшее подтверждение тому?

«Такими темпами — ты в самом деле быстро сравняешься с Тариком», — ядовито уведомил себя юноша. — «Ах, нет! Конечно, превзойдешь его, раз уж привык быть превосходным во всем, в чем только можно и нельзя!»

Бессилие перед сокрушительным и неизбежным поражением, привычно обратилось в ярость. Амани раздражало даже солнце в небосводе, он загонял себя на тренировках, доведя мальчишку до слез, а составившего ему компанию Сахара до изнеможения. Вместо обеда он метался по комнатам, как зверь в ловушке, пока Баст не принялась рычать, а услышав голос Амира, который, очевидно, хотел зайти к нему и все же поговорить об утренней обмолвке, — тихонько выскользнул из своих покоев, не будучи уверенным, спасается ли бегством от него или все-таки от себя.

Бешеная скачка на Иблисе окончилась у источника, который они с князем проезжали вчера, ведь он действительно окрестностей не знал. Амани пробыл в столь желанном одиночестве до заката, а мерное журчание потока немного остудило пылающую голову. Увы, хватило выдержки его ненадолго! Едва услышав, что князь уже многожды спрашивал о нем и желал увидеть сразу, как юноша вернется, Аман пришел в еще большее неистовство, хотя казалось что такое невозможно.