Укрощение огня - [85]

— Значит ли это, что теперь я не волен даже прогуляться без разрешения хозяина? — обрушился он в ответ на хмурый вопрос Амира, где он был.

— О чем ты?! — мужчина искренне не понимал причину столь резкой и внезапной перемены.

— О том, что с ошейником или без, я все равно принадлежу тебе, а его отсутствие немногое меняет! — бросил юноша, горечь прорвалась в голосе, а черных очах полыхнуло отчаяние. — Мое предназначение по вызову являться к господину, да еще так, чтобы вся крепость знала… Моя покорность стоит даже больше, чем удобство: потом игрушку можно и на руках носить, но дверь между комнатами остается запертой!

Он продолжал говорить что-то еще, щедро осыпая мужчину всеми своими страхами, и не обращая внимания на его попытки остановить беспорядочный поток обвинений, пока Амир не оказался прямо перед ним, вынуждая посмотреть себе в глаза:

— Нари! — в который раз повторил князь, наконец заставляя юношу умолкнуть, и произнес слова, которые разом выбили опору из-под его негодования. — Эта дверь закрыта с твоей стороны!

Повисшее молчание прервал лишь растерянный выдох юноши. Амани беспомощно взглянул на мужчину, затем тихонько высвободился из удерживавших его рук и медленно, как будто через силу, вышел.

Амир тяжело вздохнул, устало поведя плечами, но прежде чем он собрался с мыслями и пришел к какому-нибудь решению, раздался неясный звук. Пресловутые двери между их комнатами, которые Аман помянул в запале как пример своего положения, тихо раскрывались. Стоявший меж ними юноша поднял голову, взглянув на мужчину с непривычной, несвойственной робостью и неуверенно улыбнулся… А в следующий миг он оказался в объятиях князя, уткнувшись лицом ему в шею, и сильные руки успокаивающе гладили его вздрагивающую спину.

— Хаяти, неужели ты все еще думаешь, что я способен поступить с тобой так?! — шепнул Амир в темные кудри.

Амани молча качнул головой, прижимаясь к мужчине еще теснее. Силы оставили его, не хватало даже сказать «прости», но его поняли без слов. И без лишних слов истаяли последние тени недоверия.

«Твой…»

44

«Мой!

Нежный мой, гордый мальчик, бесценный… моя сияющая звезда… ярое пламя… Создатель, благодарю Тебя за драгоценнийший из даров, который только может дать судьба!»

Устремленные в ночь, черные очи мягко мерцали в плотном кружеве ресниц, затягивая в свою глубину, и яснее слов говорили, что своенравный упрямец наконец поверил, полностью открылся, отпустил из тисков на волю свою беспокойную душу.

«Аллах, пусть же никогда не угаснут звезды в его глазах и огонь в сердце! Ибо любовь — воистину единственная возможность для смертных Твоих созданий узреть и постигнуть вечность… Пусть каждый шаг возлюбленного остается легким, а вздох прерывается лишь от страсти. Пусть неизбежные для любого, минуты печали его — будут короткими, а грусть светлой, кровь не остынет от разочарований, не загустеет в жилах, и никакие бури не занесут песками горестей прямую дорогу рожденного блистать! Амани…»

Словно услышав беззвучный зов, юноша стряхнул с себя задумчивость и поднял голову, окунувшись в как никогда отливающие золотом глаза мужчины. Придвигаясь ближе, улыбнулся тихо: да, ты действительно колдун, мой князь… Даря свободу выбора рожденному рабом, ты сам стал для него свободой и единственным возможным выбором. И что может быть ценнее знания, что ласкающая его в этот миг рука — не хозяина даже, но господина его сердца, которое словно проснулось от долгого сна после тяжелой болезни. Только теперь забилось ровно и в полную силу, отчего дышать становилось немного трудно, точно с непривычки… Многое было в его жизни, но все оно стоило этих мгновений!

Сумасшествие! Аллах ведает, как он старался совладать с нахлынувшим безумием, с головой окунувшись в заботы своего нынешнего дома, и не оставляя себе ни минуты на бесплодные рассуждения… Бесполезно.

Тем более что центром всех мало-мальски значимых событий в жизни юноши по-прежнему оставался князь Амир. Он продолжал тренировать его, стал брать с собою на разъезды, благодаря чему Амани уже вполне сносно не только разбирался в обращении с конем, но и ориентировался в окрестностях. Вечерами за шахматами они говорили об устройстве клана, возможной расстановке сил, союзниках, мерах, которые следовало бы принять, чтобы максимально упрочить положение рода. Амани больше слушал, однако затем припомнил то, что доводилось уловить во дворце наместника, да и все глубже вникал в дела и организацию крепости.

Конечно, желание добиться признания, уважения, влияния среди окружавших его людей — никуда не исчезло, а Амани всегда тщательно подходил к осуществлению поставленных перед собой целей. Буквально за несколько недель, юношу привыкли видеть подле князя, в его покоях, причем не на ложе, а вместе над картой или свитками, даже Старый Лис Фархад уже говорил при нем открыто, а с самим Аманом на равных. Однако странным образом все это отходило на задний план по сравнению с возможностью быть рядом с Амиром как можно больше, слушать его густой низкий голос, купаться в теплом океане его глаз… И вновь вдоволь наехидничавшись над собой, юноша сдавался на милость своих желаний, куда более далеких от честолюбия.