Украинские мотивы - [12]

5. Сорочинская ярмарка

Здесь царит бурное веселье.

Кто знает, сколько тысяч людей стекаются сюда со всех уголков Полтавской области и заполняют огромный празднично украшенный луг, на котором проводится ежегодная ярмарка. Стар и млад, мужчины и женщины снуют среди множества прилавков, заполненных самыми разнообразными товарами — посудой, скатертями, обувью, вышитыми рубашками, кофтами, дарами полтавской земли. Всюду покупают и продают, поют и танцуют, спорят и смеются. Настроение у всех прекрасное!

На голубом небе ни облачка. Оно безмятежно чистое.

Меня сопровождает литератор Мар. Он наблюдает за мной с таким же вниманием, с каким я наблюдал за ним во время его пребывания в Германской Демократической Республике. Разве не интересно узнать, как иностранец воспринимает нравы и обычаи твоих земляков?

Поток веселых, шумных и счастливых людей проносится мимо пестрых прилавков, танцевальных площадок и оркестров. То тут, то там мы останавливаемся возле поющих и танцующих, подпеваем, пританцовывая в такт музыке, пробуем шашлык, запиваем его украинскими напитками. Нам предлагают вареную кукурузу, пироги, дыни, мороженое.

Чем дольше я нахожусь в этом многоцветном веселом царстве, тем сильнее охватывает меня какое-то непонятное, прямо-таки тревожное чувство. Мне кажется, что я давно знаю этих молодых парней в красных шароварах и длинных белых кафтанах до колен, этих девушек с развевающимися лентами. Я могу поклясться, что уже бывал здесь, в Сорочинцах.

Но где я их встречал? При каких обстоятельствах?

Недоверчиво проверяю себя, может быть, я просто поддался царящему здесь настроению или пропустил лишний глоток горячительного? Не мог же я прежде видеть этих людей, которые, судя по их цветастым костюмам, пришли сюда из давно минувших времен.

Где, например, могла повстречаться мне вон та полная бойкая женщина в цветастом платке? О ней моя бабушка обязательно сказала бы: «Такая дама что-нибудь да значит!» И вдруг меня озарило: это же Хивря! Ласково воркуя, она пытается всучить черноокой дивчине пару туфель.

И эту красавицу в пестром венке и красных сапожках я тоже знаю. Сияют глаза под черными ресницами, губы как вишни, щеки словно спелые абрикосы… Как же ее звать? Оксана? Параска или Ганна?.. Или…

А вот двое мужчин под старой липой. Они рассказывают собравшейся толпе то страшные, то забавные истории. Разве это не пасечник Панько с дьяком Фомой Григорьевичем? Ясное дело — так увлечь и старых и малых могут только они.

Чуть поодаль всеобщее внимание привлекает пышногрудая женщина. Похоже, это разбитная ухватистая Солоха, которая ухитрилась упрятать своих поклонников в мешки.

— Господи, дай мне силы! — причитает она и показывает на Пацюка, который, мирно посапывая, расположился под кустом. — Посмотрите на этого субчика! Не работает, целыми днями спит, ест за шестерых молотильщиков и за один присест выпивает целое ведро — похваляется, будто он настоящий запорожский казак. Скажите на милость!..

Мар тянет меня дальше. Мы идем мимо играющих бандуристов, мимо танцующих цыган в шелковых вишневых рубашках, мимо прилавков, заставленных ароматной выпечкой и освежающими напитками.

На нашем пути — поросший кустарником ручей. Он разделяет юную пару. Звучит грустная музыка. Я догадываюсь: юноша — это Петрусь, а девушка — это несчастная Пидорка, которую отец насильно выдает замуж за поляка. В полном отчаянии она посылает своего брата Ивася к возлюбленному Петрусю.

«Ивасю, мой милый, Ивасю, мой любимый! Беги к Петрусю как стрела из лука; расскажи ему все: любила б его карие очи, целовала бы его белое личико, да не велит судьба моя. Скажи ему, что и свадьбу готовят, только не будет музыки на нашей свадьбе: будут дьяки петь вместо кобз и сопилок. Не пойду я танцевать с женихом своим: понесут меня. Темная, темная моя будет хата: из кленового дерева, и вместо трубы крест будет стоять на крыше!»

Все замерло в ложбинке у ручья. Мар изучающе смотрит на меня. Молчит. Его земляки сидят вокруг нас на пнях или на траве и жалеют отчаявшуюся Пидорку. Ивась оставляет сестру и перебирается по доске на другой берег ручья к нетерпеливо ожидающему его Петрусю. Выслушав мальчика, Петрусь передает девушке последний привет: «…будет и у меня свадьба, только и дьяков не будет на той свадьбе; ворон черный прокрячет вместо попа надо мною; гладкое поле будет моя хата, сизая туча — моя крыша; орел выклюет мои карие очи, вымоют дожди казацкие косточки, и вихрь высушит их…»

Мар не дает дослушать сцену до конца, справедливо полагая, что она и без того мне известна, берет меня под руку и уводит к собравшейся неподалеку толпе. Он предоставляет мне самому выяснить, почему люди собрались вокруг мужчины, одетого в голубой сюртук. Может, этот мужчина тоже рассказывает разные истории? Но он молчит, а я не вижу его лица, поскольку стоит он спиной ко мне.

— Николай Васильевич!.. Николай Васильевич! — кричат впереди. Кто-то протягивает мужчине книгу, и он надписывает ее.

Я смотрю на длинные каштановые волосы, ниспадающие на плечи, на знакомый профиль. Да это же Гоголь! Вот почему меня не покидало ощущение, будто я уже бывал здесь, на Сорочинской ярмарке. Ведь это в его книгах я встречал любимых героев украинского фольклора — цветущую бойкую Хиврю, пышнотелую Солоху, пасечника Панько, дьяка Фому Григорьевича и несчастных влюбленных — Пидорку и Петруся.