Украинские мотивы - [14]
Великий писатель и великий поэт подходят друг к другу. Гоголь благодарит Тараса за стихи, потом они обнимаются под восторженные аплодисменты зрителей…
Вскоре толпа рассеивается. Уходим и мы.
— В действительности Гоголь и Шевченко никогда не встречались, — задумчиво говорит Мар. — Они всю жизнь наблюдали за творчеством друг друга издалека. Бывший крепостной Шевченко, у которого не было возможности получить образование в гимназии, почитал молодого дворянина Гоголя за силу духа и любовь к людям. Гоголь в свою очередь неоднократно подчеркивал, что знает и любит Шевченко как своего земляка и талантливого художника, чья судьба заслуживает глубочайшего сострадания. Но до творческого содружества, как это было, например, у Шиллера с Гёте, дело, к сожалению, так и не дошло.
— Однако Шевченко ведь бывал в Полтавской губернии?
— Да, в 1845 году. Гоголь был тогда за границей, где он, кстати, работал над главным своим произведением — поэмой «Мертвые души».
— А что делал здесь Тарас Шевченко? — спросил я Мара.
Т. Г. Шевченко-солдат. Автопортрет
Т. Г. Шевченко читает свои произведения в кругу друзей
Т. Г. Шевченко. «Слепой» («Невольник»). Илл. к сборнику поэтических произведений «Кобзарь»
Т. Г. Шевченко. «Катерина»
Т. Г. Шевченко. «Хата в Потоках»
Музей Т. Г. Шевченко в Киеве
Памятник Т. Г. Шевченко в Харькове
Т. Г. Шевченко. «Нищие киргизские дети». На заднем плане — автопортрет
Т. Г. Шевченко. «Сквозь строй». Из серии «Блудный сын»
Леся Украинка
— Ездил по губернии, знакомился с положением крепостных крестьян, останавливался в селах, слушал рассказы своих земляков о подневольной жизни. Во время поездки он писал и стихи, главным образом антикрепостнической направленности.
— Наверное, Шевченко собирал украинский фольклор?
— Да, — кивнул Мар, — как и Гоголь, он особенно любил народные песни. Но в отличие от Гоголя поэт еще и выступал в селах как революционный агитатор. Чтобы укрепить веру крестьян в собственные силы и поднять их на борьбу против царского самодержавия, он рассказывал им о героическом прошлом украинского народа, о борьбе против польских панов и турок, грабивших страну.
Мы покидаем Великие Сорочинцы и едем через Миргород в Полтаву, город с богатым историческим прошлым. В 1709 году, через 50 лет после воссоединения Украины с Россией, город осадили войска шведского короля Карла XII. Подоспевший к этому времени Петр I наголову разбил шведов.
Мы останавливаемся на въезде в город, и Мар показывает мне братскую могилу павших тогда русских солдат, память о которых жива здесь и сегодня — спустя почти 300 лет!
В Полтаве меня ожидала новость: меня попросили сопровождать в качестве переводчика гостя из ФРГ, репортера, приехавшего в Харьков собрать материал для какого-то журнала.
Ко мне обратились настолько вежливо, что я не мог отказать, хотя с удовольствием бы сделал остановку в Полтаве. Но пришлось тотчас ехать дальше. До Харькова было около 150 километров.
Мы пересекаем спешащую к Днепру быструю Ворсклу и по хорошей широкой магистрали мчимся дальше на восток.
6. В неожиданной роли
Я удивлен. Мне удалось купить сигару, изготовленную на харьковской фабрике. Вообще в СССР не курят сигар. Сквозь дым рассматриваю Бальдра Файгла, фоторепортера известного западногерманского иллюстрированного журнала. Ему лет тридцать пять. Сопровождает его сотрудник АПН Юрий Николаевич.
Мы сидим в кабинете первого секретаря Краснокутского райкома партии. Открывается дверь, Хайгл и я поднимаемся. Но это не хозяин кабинета: стуча по паркету высокими каблуками, входят две женщины. Они вносят четыре фарфоровых вазы с яблоками и радушно приглашают нас попробовать фрукты.
Я с недоумением смотрю на золотистые и красноватые плоды.
— Яблоки в середине лета? Наверное, из Средней Азии или Казахстана?
— Нет, нет, это местные, — возражают женщины, — украинские.
— Урожай этого года?
Улыбаясь, обе отрицательно качают головами:
— Прошлогодние. Но скоро соберем и новый урожай.
Я изрядно накурил. В кабинете повисло облако дыма. Оно окутало Бальдра Файгла, сидящего на краешке стула. Его обычно по-баварски красные щеки побледнели, лицо напряглось. Файгл напоминает мне сейчас мифического бога, имя которого носит. Согласно легенде, Бальдр — сын Одина[1] и его жены Фригг — был самым кротким среди их детей; он страшился преждевременной смерти, которую сулили ему страшные сновидения.
Правда, вчера при нашем знакомстве в Харьковском аэропорту Бальдр Файгл не произвел на меня впечатления робкого человека. С подчеркнутой раскованностью видавшего виды журналиста, для которого нигде на земле, в том числе и в Советском Союзе, не может быть ничего нового, он вместе с Юрием Николаевичем и мной шел по холлу гостиницы, в которой мы остановились, бурно сожалея о том, что не владеет русским.
Я сразу приступил к неожиданной для меня роли личного переводчика господина Файгла и всячески старался помочь ему: носил часть фотоаппаратуры, заботился о такси, сажал его, несмотря на то что у меня длинные ноги, на переднее сиденье, показывал все, что, на мой взгляд, могло представить интерес.
