Украина. Сон разума - [4]
И уважение к законам иерархии идет человеку на пользу. Это — защита от гордыни, по сути, ошибочного отношения к жизни, более всего тормозящего свободное и счастливое существование человека. Человек не переоценивает себя, относится с уважением к тому, что умнее, сильнее, влиятельнее него. Это становится залогом его собственного успешного развития. Здесь тоже срабатывает то самое свойство подсознания, помните? Подсознание, по-видимому, действительно не различает: «он» и «я». Поэтому когда человек глубоко уважает достижения других людей, он тем самым посылает подсознанию убедительный сигнал: и я так могу, я — такой же. Его путь к успеху свободен.
Нет никакой нужды повторять популярную аффирмацию: «Я все могу!». Достаточно соблюдать закон иерархии, подразумевающий наличие чувства искреннего уважения и восхищения другими.
Соблюдение Нравственного закона, разумный порядок, уважение к другим — вот безусловные плюсы, своеобразные рычаги, которые дарует религиозное сознание человеку для практического управления своей жизнью. Но кроме практических выгод есть и скрытые. Разнообразные критики религии, насмешники над религиозными историями (непорочным зачатием, Воскресением, благодатным огнем и другими), какими бы умными и логичными ни казались, упускают главное — глубинную суть религиозного сознания. Каждая религия создает свою историю присутствия Бога в нашей жизни, но все эти истории стороннему наблюдателю не следует воспринимать буквально. Все они символичны. И то, что лежит на поверхности, — не есть вся истина. Видна зачастую только верхушка айсберга. И претендуя на право судить верующего человека, такой неверующий и знающий (так он себя классифицирует) человек как раз и выступает против логики. А логика здесь тихо и настойчиво задает простые вопросы: раз это никчемная идея, то как она умудряется владеть умами людей тысячелетиями? И даже потрясающие открытия науки не сделали число ее сторонников меньше! Более того, почему в Бога верит огромное количество больших ученых? Что за тайна здесь кроется?
А скрытое преимущество здесь в том, верующий — не одинок. Не одинок! Он не затерянная песчинка мироздания, не каприз эволюции, не беспомощное недоразумение в холодном бесконечном космосе, он — часть разумного доброжелательного Целого. И именно верующего, какой бы конфессии или разновидности веры он (повторюсь) ни принадлежал, отличает главное: стремление подключиться к гармоничному ритму природы. Как в сегодняшнем мире, характеризующемся варварским отношением к матери-Земле, мы нуждаемся в установлении бережного отношения к ней! И основа такого отношения: традиционное, религиозное. Оно, идущее из самой глубины верующего сердца, предохраняет и от истребления себе подобных и от грабительского отношения к природе. Бушмены Южной Африки подолгу разговаривают даже с кокосом, прежде чем сорвать его… И, разумеется, им и в голову не приходят мысли об убийстве человека.
Возвращаясь к теме главы, хочу добавить, что с особым уважением отношусь к православной вере — в ее сокровенном виде, не искаженном случайными служителями Церкви. И не потому, что живу в православной стране. А вот почему.
Английский исследователь Джонатан Блэк написал книгу «Тайная история мира»[2] — в том виде, как ее веками преподавали в тайных обществах. Блэк писал свою книгу 20 лет. На одно только согласование условий публикации разных редкостей с сотнями авторов книг, картин, владельцев символов и документов у него ушел не один год. Это серьезное внушающее доверие исследование.
Джонатан Блэк написал о православии парадоксальную вещь. По его мнению, в православии при внешней строгости ритуалов существует внутренняя свобода верующего, одухотворенность, а не механистичность взаимоотношений с Богом, ценность личного религиозного опыта, стремление к откровению.
А вот что еще в начале ХХ века писал об этом великий ученый-физик и религиозный мыслитель Павел Флоренский:
«…в католичестве… канон есть церковно-правовая норма, «закон», который должен быть исполнен, и неисполнение которого должно быть удовлетворено «сатисфакцией». Напротив, по православному пониманию каноны — не законы, а регулятивные символы церковного общества»[3].
То есть православные каноны гибки, применяются с учетом всех обстоятельств и уникальных особенностей каждого отдельного случая. Это ли не проявление милосердия и человеколюбия?
Потому-то мы и видим, что в православной религии нет целибата (священники создают семьи и имеют детей), можно заниматься артистической, спортивной, хозяйственной и иной деятельностью. Кто у нас в России не знает Ивана Охлобыстина, получившего добро от церкви на приостановку священнослужения ради артистической и иной мирской деятельности, или Федора Емельяненко, неофициальным тренером которого по его собственному признанию является православный священник?.. В СМИ то и дело появляются новости то о фермерских православных хозяйствах при церковных приходах, то о православных технологических изобретениях, то о создании православного контактного зоопарка и т. д. Была даже новость о создании православного банка без ссудного процента! По всей видимости, православный человек, как простой прихожанин, так и священник, испытывает значительный уровень внутренней свободы, что и выяснил Джонатан Блэк.
Михаил Наумович Эпштейн (р. 1950) – один из самых известных философов и теоретиков культуры постсоветского времени, автор множества публикаций в области филологии и лингвистики, заслуженный профессор Университета Эмори (Атланта, США). Еще в годы перестройки он сформулировал целый ряд новых философских принципов, поставил вопрос о возможности целенаправленного обогащения языковых систем и занялся разработкой проективного словаря гуманитарных наук. Всю свою карьеру Эпштейн методично нарушал границы и выходил за рамки существующих академических дисциплин и моделей мышления.
Люди странные? О да!А кто не согласен, пусть попробует объяснить что мы из себя представляем инопланетянам.
Основой этой книги является систематическая трактовка исторического перехода Запада от монархии к демократии. Ревизионистская по характеру, она описывает, почему монархия меньшее зло, чем демократия, но при этом находит недостатки в обоих. Ее методология аксиомативно-дедуктивная, она позволяет писателю выводить экономические и социологические теоремы, а затем применять их для интерпретации исторических событий. Неотразимая глава о временных предпочтениях объясняет процесс цивилизации как результат снижающихся ставок временного предпочтения и постройки структуры капитала, и объясняет, как взаимодействия между людьми могут снизить ставку временных предпочтений, проводя параллели с Рикардианским Законом об образовании связей. Сфокусировавшись на этом, автор интерпретирует разные исторические феномены, такие как рост уровня преступности, деградация стандартов морали и рост сверхгосударства.
Гений – вопреки расхожему мнению – НЕ «опережает собой эпоху». Он просто современен любой эпохе, поскольку его эпоха – ВСЕГДА. Эта книга – именно о таких людях, рожденных в Китае задолго до начала н. э. Она – о них, рождавших свои идеи, в том числе, и для нас.
Книга английского политического деятеля, историка и литературоведа Джона Морлея посвящена жизни и творчеству одного из крупнейших французских философов-просветителей XVIII века – Вольтера. В книге содержится подробная биография Вольтера, в которой не только представлены факты жизни великого мыслителя, но ярко нарисован его характер, природные наклонности, способности, интересы. Автор описывает отношение Вольтера к различным сторонам жизни, выразившееся в его многочисленных сочинениях, анализирует основные произведения.
Немецкий исследователь Вольфрам Айленбергер (род. 1972), основатель и главный редактор журнала Philosophie Magazin, бросает взгляд на одну из величайших эпох немецко-австрийской мысли — двадцатые годы прошлого века, подробно, словно под микроскопом, рассматривая не только философское творчество, но и жизнь четырех «магов»: Эрнста Кассирера, Мартина Хайдеггера, Вальтера Беньямина и Людвига Витгенштейна, чьи судьбы причудливо переплелись с перипетиями бурного послевоенного десятилетия. Впечатляющая интеллектуально-историческая панорама, вышедшая из-под пера автора, не похожа ни на хрестоматию по истории философии, ни на академическое исследование, ни на беллетризованную биографию, но соединяет в себе лучшие черты всех этих жанров, приглашая читателя совершить экскурс в лабораторию мысли, ставшую местом рождения целого ряда направлений в современной философии.