Украденный трон - [130]

и многих — в числе сорока трёх. Но надзирать за этим верховным судилищем предоставила князю Вяземскому[40], исполнявшему должность генерал-прокурора. Через него она действовала на судей.

Собрание судей, как всегда, когда собирается многочисленное общество, сразу же вступило в прения и конфликты. Никого не интересовал сам Мирович — хотя его призывали в собрание дважды и дважды увещевали — всем хотелось выделиться, оставить своё имя в известности. Даже святые отцы не избегли этого искушения — они постановили пытать Мировича, дабы пыткой вырвать признание о сообщниках.

Но Екатерина пресекла такие поползновения. Пытки оттянули бы дело, а его надо кончить возможно быстрее. Конец означал молчание народа, общества, города. Но разговоры и слухи нарастали в столице, как снежный ком.

И только казнь Мировича, его голова, показанная с высоты эшафота, воздвигнутого на Обжорском рынке на Петербургском острове, а потом публичное сожжение самого эшафота вместе с телом и головой бунтовщика успокоили страсти.

Двадцать два года не было в России смертных казней. Увидев голову в руках палача, народ, забравшийся на крыши и балконы, на мосты и вокруг эшафота, так ахнул, что на мосту обвалились перила, а сам мост едва не рухнул в воду.

До самого своего последнего часа Мирович был словно каменный. Лишь когда на него надели цепи, он заплакал. Но достойно встретил смерть, на все четыре стороны поклонился народу и сам уложил своё тело на смертную плаху...

Единственную ошибку допустила Екатерина в своём манифесте от 17 августа 1764 года. Там она написала, что капитану Власьеву и поручику Чекину было велено «призирать и соблюдать» Ивана Антоновича, и они же и «пресекли» жизнь его.

Она было прикусила язык, и в сообщении о смертной казни Мировича уже нет ни слова об убийцах Ивана.

«Сего несчастного принца убийцем должно признать Мировича». Это породило не только слухи, но и самые страшные выступления в печати. Правда, не в самое это время, а лишь годы спустя. И обвинён в этой смерти был весь русский народ.

Но дело прошло, быльём поросло и наскучило даже Екатерине. Она не читала заявлений в заграничных газетах и презрительно отмахивалась от пересудов об «шлиссельбургской нелепе».

Главное для неё сделала судьба — она убрала с её дороги всех конкурентов, свела в могилу всех претендентов на русский престол. Худородная немецкая принцесса завладела гигантской русской империей и правила до самой смерти, отличаясь живым, деятельным умом, незаурядной силой воли, и сумела придать своему государству блеск и международное значение. При ней Россия вышла в мире на первые места и уже в течение целого столетия не сходила с них...

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Русская история кровавая и неожиданная. События древних лет и немногим отстоящие от нас запечатлёны в многочисленных хрониках, исторических романах и официальных исторических справках. Мы можем прочитать и о самых первых российских князьях, и о последних правителях громадного государства. И только о тех, кто душу положил за народ, кто во благо людям отдавал своё сердце, мы знаем бесконечно мало.

А вся сила народа в его душе, в его чудодейственных откровениях и его праведниках. Семьдесят долгих лет всё это было под строжайшим запретом, семьдесят долгих лет мы считали, что только материальная сила спасёт мир, только надежда на технику, благополучие создадут условия для лучшего будущего. И совсем не принимали в расчёт самую живительную, благодетельную силу — силу духа, силу Божьего благоденствия.

Смоленское кладбище в Санкт-Петербурге хранит в себе источник силы, источник благодельного спасения для отчаявшейся души.

Тишина и спокойствие этой вечной усыпальницы не нарушаются ничем. Только в часовне святой Ксении раздаётся нежное пение детских голосов и слышатся возгласы священника, служащего очередную панихиду. Лёгкая ограда да речка Смоленка отделяют старинное кладбище от современного, безумно разросшегося города. Но все шумы города остаются за невидимым барьером, словно вязнут в широких кронах столетних деревьев. Славно тают и теряют привычные очертания предметы, исчезая в сумрачном одноцветном мареве. Вечная балтийская морось метит всё вокруг мшистой зеленью. Зелены от мха и стволы, и огромные валуны, бывшие когда-то памятниками, и почерневшие растрескавшиеся могильные плиты.

Светлая голубая часовня в глубине кладбища. Над тяжёлой железной дверью простая надпись, выведенная по-церковнославянски: «Раба Божия Ксения».

А внутри — крохотное помещение, посреди которого цоколь могилы с замшелой плитой и славянской вязью слов «Во имя Отца и Сына и Святого Духа. На сем месте положено тело рабы Божией Ксении Григорьевны, жены придворного певчего, в ранге полковника, Андрея Феодоровича. Осталась после мужа 26 лет, странствовала 45 лет, а всего жития 71 год. Звалась именем Андрей Феодорович. Кто меня знал, да помянет душу мою для спасения души своей. Аминь».

Идёт в часовне и рядом, в стеклянной галерейке, служба — панихида по блаженной Ксении. Горят свечи, звучит под сводами поминальная молитва по Ксении:

— Тебе, о страннице, яви Христос молитвенницу тёплую за род наш, в житии бо твоём волею скорби и страдания восприявши, Богу же и человеком любовию послуживши, дерзновение велие стяжала ecu, тем же к тебе в напастях скорбех усердно прибегаем, из глубины сердец наших взывающе вопием: упование нашего не посрами, Ксение блаженная...