Украденный бриллиант - [58]

Наваб и его супруга отличались редкостной красотой и элегантностью.

Мужчине было под пятьдесят, его смуглое овальное лицо с правильными чертами и тонкими серебряными усами освещалось чарующей улыбкой. Его грудь могла бы соперничать с любой ювелирной витриной на Вандомской площади, если бы Бахавалпура не украшал себя только бриллиантами и рубинами. Но какими бриллиантами! Какими рубинами! Самый большой камень сиял у него на тюрбане надо лбом, и было в нем не меньше восьмидесяти каратов. Рубины, чуть поменьше, расположились вокруг, а эгретка[28] над ними в виде пера переливалась мелкими бриллиантами.

Жена наваба, англичанка, в девичестве Линда Сайс, была, безусловно, одной из самых прекрасных женщин на свете и делала честь вкусу своего мужа. Темноволосая, с точеной фигурой, шелковистой кожей, она смотрела на мир большими темными бархатными глазами и улыбалась прелестным розовым ртом, которому не нужны никакие помады. Она была одета, как и ее супруг, в серебристо-голубые одежды и тоже вызывала удивление своими украшениями. Их было всего три – колье, браслет и диадема, составленная из камней самых разных цветов – рубинов, сапфиров, изумрудов и, конечно, бриллиантов, но гораздо более мелких, не идущих в сравнение с камнями самого наваба. Но на ее левой руке в браслете сиял бриллиант ничуть не меньше.

Свита восточной четы была одета в голубое и серебристое.

– Нам повезло, – шепнул Питер Мэри, которая запаслась блокнотом и торопливо делала наброски, схватывая на лету и запоминая оттенки и игру цветов, – обычно знатные гости из тех краев бывают тучны, маслянисты, и их, несмотря на сказочные драгоценности, хочется отправить в химчистку.

– Не будем преувеличивать, – отозвалась Мэри, догадавшись, о ком говорит Питер. – Вы забыли достойного джентльмена из Капуртхала, знатных гостей из Патиала, мужчину в изумрудах из Биканера и еще одного из Хайдарабада. Но наши новые знакомые совершенно изумительны.

– И точно то, что нам нужно. Все смотрят на них, и никто – на нас.

– Как хорошо, что на праздник приехали Кенты и принц Филипп. Глядя на них, нельзя не сказать, что самые красивые англичане произошли от греков!

Супруг будущей королевы и ее невестка привлекали к себе не менее восторженные взгляды, чем экзотические гости. Сердца юных англичанок начинали биться сильнее, стоило появиться статной и высокой фигуре герцога Эдинбургского в синей морской форме. И то же самое чувствовали молодые англичане при взгляде на безупречно элегантную, изящную, улыбающуюся принцессу Марину.

– Отлично, – заключил Питер Уолси, – народу не протолкнуться, и все глядят во все глаза. До нас никому нет дела.

– Я не видела, как вы приехали. Как распределились ваши помощники? – поинтересовалась Мэри.

– В отцовском «Роллсе» прибыли госпожа де Соммьер, леди Саржент и моя мать. Я был за рулем.

– А герцог? Неужели он не явился? Не могу поверить!

– Не все складывается так, как хочется, дорогая Мэри. Его светлость проснулся с зубной болью и левой щекой, увеличившейся вдвое. В результате – дантист и большое огорчение для лорда. Но признаюсь, я совсем не расстроился.

– И вам не стыдно?

– Ничуть. У отца есть привычка за мной присматривать, и его присутствие было бы для меня помехой. А Финч взял в гараже одну из машин и приехал занять свой пост вместе с мадемуазель дю План-Крепен.

– Браво! – не могла не похлопать Мэри. – Наконец-то это сложное имя зацепилось у вас в голове. Не без труда, должна заметить. И где же теперь Финч?

– Он должен припарковаться в укромном уголке, который нашел загодя, чтобы его пассажирка знала, где будет стоять автомобиль, а затем они присоединятся к остальным слугам, ни дать ни взять – истинные Тюдоры.

– Не сомневаюсь, что Мари-Анжелин в восторге, она обожает переодевания.

– Я тоже, но в зависимости от обстоятельств. Если честно, то, приехав сюда, не могу сказать, что чувствую себя в своей тарелке.

– У вас предчувствие?

– Что-то вроде. Я очень плохо спал накануне.

– А вы уверены, что отыщете тот самый коттедж, где ночевали наши американцы? Эти коттеджи так похожи друг на друга!

– Единственное, что я помню, – это то, что он один из самых последних в деревне. А пока последуем за толпой. Настало время приветственных речей, как я понимаю.

Покои замка тоже нарядили в парадные одежды. Повсюду стояли цветы, темные углы, неизбежные в столь старинном здании, были освещены канделябрами с длинными голубыми свечами в знак уважения к цветам герба княжеской четы. Все выглядело феерически, и лорд Астор шествовал по анфиладе гостиных с довольной улыбкой, предвкушая встречу с портретом. Его недавно на центральной стене повесила Мэри Уинфельд.

– Великолепен! – восхитился наваб и, не дав времени художнице порозоветь, продолжил: – А какой бриллиант! «Большой Санси», я полагаю?

– Ваше Величество, владея столькими великолепными камнями, так хорошо знает наши западные? – удивился лорд Астор.

– Разумеется, мы их знаем. Часть из них прибыли к вам от нас. Так было до тех пор, пока не открыли Южную Африку. Пусть он не самый крупный, но его я люблю особенно. Надеюсь, я смогу им полюбоваться?