Украденная юность - [10]

— Даже умереть прилично не умеют, — с отвращением продолжал капитан. Он кивнул в сторону стола. Там сидел главный адъютант Гитлера, генерал Бургдорф, и содрогался от истерических рыданий. А рядом генерал Кребс пытался утонить тоску в красном вине.

Капитан презрительно улыбнулся:

— Придворная сволочь дрожит за свою шкуру. Знаете, что заявил Гитлер, обсуждая последний раз обстановку? «Я застрелюсь, война проиграна». А потом прорычал: «Но Берлин я не покину… Никогда!»

У Брандта нарастало только одно желание — удрать отсюда как можно скорее, исчезнуть из Берлина. Он понял, что иначе и его втянут в эту пляску мертвецов. Больше всего ему хотелось удрать — куда угодно, только бы исчезнуть, спрятаться. Автоматически он ответил:

— Так точно, господин капитан, — и при этом почувствовал во рту отвратительный привкус пепла.

Все еще улыбаясь, капитан положил руку ему на плечо и сказал:

— Бросим теперь формальности, дорогой. Мы все одной веревочкой связаны.

Что при этом имел в виду капитан, Брандт узнал, уже подойдя к буфету, находившемуся в соседней комнате. Там они встретили другого офицера из отдела «Восточных формирований» — коротышку майора Вильнера, который как раз осушал большой стакан можжевеловой водки. Майор весело поздоровался с Брандтом.

— Что ж, в этом сумасшедшем доме не вредно и подкрепиться. Пожалуй, последний раз в этом гостеприимном местечке. Когда же вы смоетесь?

Штандартенюнкер, недоумевая, смотрел на офицеров. Но в ответ на его удивленный взгляд те громко рассмеялись, и капитан пододвинул к нему рюмку французского коньяка.

— Ну-ну, Брандт, не притворяйтесь, — сказал он. — Мы же обо всем информировали майора Хаазе. Ведь он наш связной на севере.

Брандт ничего не понимал. Он лихорадочно думал, на что они, собственно, намекают? Путаница исключена, либо здесь какая-то ошибка, либо — и при этой мысли Брандт вздрогнул от радости — эти двое знают больше, чем он.

— О чем вы говорите? — с расстановкой спросил он, и в голосе его звучало такое неподдельное удивление, что майор опешил. Он взглянул на Брандта, и взгляд его, обычно такой приветливый, утратил все свое добродушие. Подчеркивая каждое слово, майор с угрозой в голосе спросил:

— Рейхслейтер Борман уже говорил с вами?

— Нет, господин майор.

Оба офицера обменялись быстрыми взглядами. Молчание становилось тягостным, и Брандт нервно вертел в руке рюмку. Чего, собственно говоря, хотят они от него? Если они не имеют права говорить о своих делах, то пусть, черт возьми, оставят его в покое. У него свои заботы. Вдруг капитан резко обратился к нему:

— А почему вы вообще здесь, в убежище?

— Я и сам не знаю.

Брандт разозлился. Черт побери, пусть он работал с ними, давал им время от времени информацию, но такое обращение — это уж слишком. Такого тона он не допустит. В конце концов он подчиняется Аксману, а не им, и, если они хотят что-либо знать, пусть обращаются к рейхсюгендфюреру. В свою очередь Брандт так же резко спросил:

— Это что — допрос, господин капитан?

Но майор тотчас же успокоил его:

— Извините, штандартенюнкер, это всего-навсего вопрос…

— Я только полчаса назад приехал сюда с Аксманом, — ответил Брандт по-прежнему раздраженно.

Но капитан уже снова улыбался.

— Это недоразумение, Брандт. Все в порядке. Вы еще сами не знаете, как вам повезло. Но не пугайтесь. Ваше здоровье!

Брандт подумал: «Нечего им секретничать. Больше того, что я подозреваю, и они не знают».

Капитан неторопливо поставил пустую рюмку на стол и сказал:

— Хочу вас подготовить, Брандт, вы откомандированы в Плён и, возможно, сегодня ночью покинете Берлин. Все это вам подтвердит сам Борман.

— Вот как? — у Брандта перехватило горло.

Новость ошеломила его, и, хотя он ожидал чего-нибудь в этом роде, ему было трудно скрыть охватившую его радость. Плён — значит, прощай, Берлин, Плён — значит, прощай русские. Оттуда уж наверняка представится возможность сбежать на юг, в Мюнхен, где он договорился встретиться с отцом. Но в тот же миг сомнения опять охватили его. Можно ли вообще доверять офицерам из штаба главного командования? Может быть, это провокация, блеф? Но ради чего они стали бы морочить ему голову?

— Почему именно в Плён? — спросил он, удивленно подняв брови.

— Потому что вам поручено руководство группой «вервольф» на севере, — ответил капитан и наполнил рюмки. — У Бормана есть планы насчет вас, а нам, — он пододвинул к нему рюмку, — нам нужен там свой человек.

Свой человек! Брандт поморщился. Как это понимать? До сих пор все звучало правдоподобно, но как армейские офицеры могли назвать его «своим человеком»? Значит, на севере ему придется представлять штаб Гелена?

— Откуда, господин капитан, — спросил Брандт, — вам известно, что именно мне поручена эта роль?

Теперь ему ответил майор, с показным равнодушием прислушивавшийся к беседе.

— Да потому, что мы вас знаем, Брандт, вас… и вашего отца.

Вашего отца! Ага, так, значит, вот каким путем старик пытается выцарапать его отсюда. И как ловко он все это опять подстроил! Но пусть они не воображают, что он, Губертус, такой простак. И он осторожно спросил:

— А какое отношение имеет ко всему этому мой отец?