Укол рапиры - [83]
— Что ты мне голову морочишь с твоей географией! Я тебя не про Африку спрашиваю. Довести хочешь, как деда…
— Баба Лена, ну что ты… Перестань… А насчет нас с Милой не волнуйся, честное слово. У нее голова на плечах… И у меня…
— Знаем мы эти головы! Нет, я все ж таки поговорю с ее матерью.
— Баба Лена, зачем? Это ничему не поможет.
— Как?! Уже…
— Баба Леночка, мы сами все понимаем. Я же тебе объясняю… Мила специально биологией занимается… Даже роды у лисицы принимала недавно…
— У лисицы!.. Ох, Игорюшка, доконаешь ты нас всех!
— Хватит тебе… И не смей ни с кем разговаривать — не то я голодовку объявлю!
— Все ему шутки. А у меня прямо руки дрожат.
— Бабочка Леночка, ну не надо… Успокойся…
Но Елена Ивановна успокоиться не могла. И потому проявляла постоянную бдительность. Когда Мила бывала у них дома — а это случалось теперь нередко, Елена Ивановна старалась почаще проходить мимо дверей Игоревой комнаты, громко шаркая домашними туфлями, а то и зайти: чай предложить, обед, ужин, апельсин — вне зависимости от времени дня или просто спросить, не слыхали, какую погоду обещают на завтра и что сегодня по телевизору интересного. Сергей Семенович тоже не оставлял их своим вниманием: делился соображениями по вопросам внешней политики, обличал взяточников, расхитителей государственной собственности, а также зарвавшихся частников, которые набирают силу и грозят подорвать устои.
Игорь бесился от всего этого, порывался запереть двери на ключ, но Мила каждый раз уговаривала не делать так, иначе старики совсем покоя лишатся, а там и до инфаркта недалеко. Их в самом деле сейчас постоянно пугают, внушала ему Мила, как маленькому, — в газетах, по радио, с экрана: с непривычки можно с ума сойти…
— И твои родители тоже?.. — спрашивал Игорь.
— Мои кое-что понимают. Но у тебя ведь дедушка с бабушкой. Они уж ничего никогда не поймут. Если что не так, как у них когда-то было.
— Веселенькая перспектива.
— Правда, я так считаю: каким человек родился, каким ему помогли стать — дома, в детском саду, в школе, таким и останется. До конца жизни. И не верь взрослым, когда говорят, что изменились, стали другими. Все это выдумки. Мой отец всегда будет книжки выменивать. Природу не переделаешь. А мама всегда будет говорить все, что думает.
— Интересно, а до каких лет можно переделать?
Мила задумалась.
— Лет до двадцати, наверно. Или до восемнадцати.
— Значит, у нас еще есть несколько годочков? Ура! Будем переделываться.
— Думаю, нам не очень надо, — сказала Мила.
— Правильно, ты мне нравишься и такая.
— И ты мне…
И в это время вошла бабушка, принесла на тарелке два яблока… Импортных…
Все же Елена Ивановна непременно позвонила бы матери Милы (телефона ей Игорь, конечно, не давал, но она подсмотрела, когда Мила набирала свой номер), если бы вскоре не случилось что-то, чего она не поняла, да особенно и не старалась, потому что главное стало видно невооруженным глазом: Мила перестала у них бывать, Игорь ей не звонил, ходил мрачный, в КЮБЗ по воскресеньям не заглядывал… Поссорились? Надолго ли? Интересно, из-за чего?.. Дед был тоже на седьмом небе и боялся лишь одного: не помирятся ли через день-другой?..
Игорь и Мила не мирились. Потому что не ссорились. Все было гораздо сложнее, запутаннее.
В то воскресенье после КЮБЗа они забрели к Миле. До этого почти всю дорогу шли пешком по просушенным ранним апрельским солнцем улицам, держались за руки и не замечали ничего кругом. Игорю делалось порой страшновато, когда вдруг обнаруживал, что они уже на другой стороне перекрестка, а он и не помнил, как там очутились, не видел ни миганья зловещего светофора, ни потока машин.
Они очень проголодались, Игорь с удовольствием пообедал; был борщ с такими чуть отдающими чесноком пампушками, или как они называются, блинчики с мясом, румяные, нежные. Дмитрий Антонович рассказывал, как сумел все-таки достать подписку на Соловьева, за сколько — он и говорить боится, чтоб из дома не выгнали, а вот с Ключевским ничего не получилось, но с Пастернаком зато, слава богу, полегче стало. И с Цветаевой… Недавно он обменял…
После обеда наступил полный «кайф», как бы выразился Игорь. В окно заглядывали последние закатные лучи, от них хотелось щуриться и мурлыкать, как Барсик; Кент лежал, будто бездыханный, у их ног, и лишь изредка его палевый бок сотрясала волнообразная сонная дрожь: Дмитрий Антонович ушел в другую комнату, Анна Федоровна возилась на кухне. Было тихо, тепло, уютно. Тянуло в сон.
— Вот, хочешь, посмотри наш альбом, — сказала Мила. — А то заснешь. Я тебе не показывала?..
Мила маленькая, в одной рубашонке… Это где? А, на юге… Вот в пионерском лагере. Какой у тебя вид деловой… А вот ты со своей Сашей, да? А этот парень кто?.. Ничего из себя, прямо молодой Элвис Пресли… Не поет? Баскетболист? Ты его давно знаешь? С первого класса? Ого, стаж… А мать у тебя ничего была… Ха, Дмитрий Антоныч под «Москвичом»! По ногам узнаю… А это… Ох, сколько их! Вот твоя мама, верно?.. Смотри! Вот этот! Вылитый мой отец…
— Правда, на тебя немного похож, — сказала Мила. — Кто ж это, интересно? Может, брат твоего отца?
— Почему брат? У отца нет брата. Случайное совпадение.
Сборник рассказов советских писателей о собаках – верных друзьях человека. Авторы этой книги: М. Пришвин, К. Паустовский, В. Белов, Е. Верейская, Б. Емельянов, В. Дудинцев, И. Эренбург и др.
Сборник рассказов Ю. Хазанова о том, какие истории приключались с псом Капом, с Вовой, и с Кирой-Кирюшей.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
От автораМожет быть, вы читали книгу «Как я ездил в командировку»? Она про Саню Данилова, про то, что с ним происходило в школе, дома, во дворе, в горах Северного Кавказа, в пионерском лагере…В новой моей книге «Кап, иди сюда!» вы прочтёте о других событиях из жизни Сани Данилова — о том, как он обиделся на своего папу и чуть не побил рекорд Абебе Бекила, олимпийского чемпиона по марафону. Узнаете вы и о том, что хотели найти ребята в горах Дагестана; почему за Ахматом приезжала синяя машина с красной полосой; в кого превратился Витя всего на три минуты; как Димка стал храбрецом, и многое, многое другое.«Ну, а кто же такой Кап?» — спросите вы.Конечно, это лохматый чёрно-пегий пёс.
Продолжение романа «Лубянка, 23».От автора: Это 5-я часть моего затянувшегося «романа с собственной жизнью». Как и предыдущие четыре части, она может иметь вполне самостоятельное значение и уже самим своим появлением начисто опровергает забавную, однако не лишенную справедливости опечатку, появившуюся ещё в предшествующей 4-й части, где на странице 157 скептически настроенные работники типографии изменили всего одну букву, и, вместо слов «ваш покорный слуга», получилось «ваш покойный…» …Находясь в возрасте, который превосходит приличия и разумные пределы, я начал понимать, что вокруг меня появляются всё новые и новые поколения, для кого события и годы, о каких пишу, не намного ближе и понятней, чем время каких-нибудь Пунических войн между Римом и Карфагеном.
От автора: Эта книга и самостоятельна, и служит, в то же время, продолжением предыдущей, носящей не слишком ясное название «Знак Вирго», что означает «Знак Девы», под которым автор появился на свет.Общее заглавие для всего повествования о своей жизни, жизни моего поколения и, в какой-то степени, страны я бы выбрал «Круги…», или (просто) «Это был я…» А подзаголовком поставил бы пускай несколько кокетливые, но довольно точные слова: «вспоминательно-прощально-покаянный роман».
Без аннотации В историческом романе Васко Пратолини (1913–1991) «Метелло» показано развитие и становление сознания итальянского рабочего класса. В центре романа — молодой рабочий паренек Метелло Салани. Рассказ о годах его юности и составляет сюжетную основу книги. Характер формируется в трудной борьбе, и юноша проявляет качества, позволившие ему стать рабочим вожаком, — природный ум, великодушие, сознание целей, во имя которых он борется. Образ Метелло символичен — он олицетворяет формирование самосознания итальянских рабочих в начале XX века.
В романе передаётся «магия» родного писателю Прекмурья с его прекрасной и могучей природой, древними преданиями и силами, не доступными пониманию современного человека, мучающегося от собственной неудовлетворенности и отсутствия прочных ориентиров.
Книга воспоминаний геолога Л. Г. Прожогина рассказывает о полной романтики и приключений работе геологов-поисковиков в сибирской тайге.
Впервые на русском – последний роман всемирно знаменитого «исследователя психологии души, певца человеческого отчуждения» («Вечерняя Москва»), «высшее достижение всей жизни и творчества японского мастера» («Бостон глоуб»). Однажды утром рассказчик обнаруживает, что его ноги покрылись ростками дайкона (японский белый редис). Доктор посылает его лечиться на курорт Долина ада, славящийся горячими серными источниками, и наш герой отправляется в путь на самобеглой больничной койке, словно выкатившейся с конверта пинк-флойдовского альбома «A Momentary Lapse of Reason»…
Без аннотации.В романе «Они были не одни» разоблачается антинародная политика помещиков в 30-е гг., показано пробуждение революционного сознания албанского крестьянства под влиянием коммунистической партии. В этом произведении заметно влияние Л. Н. Толстого, М. Горького.
«Отныне Гернси увековечен в монументальном портрете, который, безусловно, станет классическим памятником острова». Слова эти принадлежат известному английскому прозаику Джону Фаулсу и взяты из его предисловия к книге Д. Эдвардса «Эбинизер Лe Паж», первому и единственному роману, написанному гернсийцем об острове Гернси. Среди всех островов, расположенных в проливе Ла-Манш, Гернси — второй по величине. Книга о Гернси была издана в 1981 году, спустя пять лет после смерти её автора Джералда Эдвардса, который родился и вырос на острове.Годы детства и юности послужили для Д.
Это книга о писателях и художниках, о том, как раскрываются неизвестные доселе, важные моменты творческих биографий, как разыскивают исчезнувшие шедевры отечественной культуры. Читатели узнают, почему Екатерина II повелела уничтожить великолепное творение архитектора Баженова, кто автор превосходного портрета опального Полежаева и о многом другом. Василий Осокин — автор повестей и рассказов о Ломоносове и Викторе Васнецове, о памятниках искусства.Для среднего и старшего школьного возраста.
Повесть написана и форме дневника. Это раздумья человека 16–17 лет на пороге взрослой жизни. Писательница раскрывает перед нами мир старшеклассников: тут и ожидание любви, и споры о выборе профессии, о мужской чести и женской гордости, и противоречивые отношения с родителями.
Писатель А. Домбровский в небольших рассказах создал образы наиболее крупных представителей философской мысли: от Сократа и Платона до Маркса и Энгельса. Не выходя за границы достоверных фактов, в ряде случаев он прибегает к художественному вымыслу, давая возможность истории заговорить живым языком. Эта научно-художественная книга приобщит юного читателя к философии, способствуя формированию его мировоззрения.
Эта книга — сплав прозы и публицистики, разговор с молодым читателем об острых, спорных проблемах жизни: о романтике и деньгах, о подвиге и хулиганстве, о доброте и равнодушии, о верных друзьях, о любви. Некоторые очерки — своего рода ответы на письма читателей. Их цель — не дать рецепт поведения, а вызвать читателей на размышление, «высечь мыслью ответную мысль».