Уинстэнли - [82]
Джерард Уинстэнли».
Но именно дружеское расположение к этой взбалмошной и необычной женщине не позволило ему ограничить свой ответ официальным отчетом о работе. Досада и обида на нее жили в его сердце, лишали покоя. Он вспомнил, как она называла себя Мельхиседеком, первосвященником, который благословил самого Авраама. И еще похвалялась, что обладает духом мужчины в женском теле. А денег, обещанных беднякам, которые работали на нее в поте лица, так и не заплатила. Нет, надо высказаться до конца. И уже подписавшись и поставив точку, он продолжал — не мог не продолжать дальше.
«А теперь, мадам, позвольте мне сказать вам о безрассудстве вашей опрометчивой ошибки, я действительно должен вам это сказать, будете вы меня слушать или нет, ибо вы для меня не более чем одна из ветвей рода человеческого. Если бы вы послали за мной, я привез бы вам все счета и спокойно вам все разъяснил, потратив 10 шиллингов на себя и на коня, тогда как теперь вы своей опрометчивостью ввергли себя в лишний расход, ибо ваше путешествие стоило вам не менее пяти фунтов, а также в подозрительность и гнев, то есть ад, состояние слишком скверное и низкое для истинного пророка».
Он упрекнул ее в том, что она называет себя Мельхиседеком, — это ведь непростительное высокомерие. Все равно что назвать себя Иисусом Христом. Мельхиседек был царем справедливости и князем мира, а вы? Люди просят заплатить им деньги, которые они заработали у вас честным трудом, а вы все откладываете уплату. Может быть, вы вообще не склонны платить им или хотите, чтобы они начали судебную тяжбу? Ваше состояние вполне достаточно для того, чтобы вы заплатили всем (это будет справедливо) и отпустили бы их с миром — вот в чем дух Мельхиседека.
«И потому не позволяйте больше тайной гордыне и своеволию, которыми вы полны, ослеплять ваше сердце. Посмотрите Писание, и вы найдете там, что истинные пророки и пророчицы не откладывали выполнение своих договоров и обещаний. Они не были сборщиками налогов со своих братьев. Они трудились собственными руками, добывая хлеб насущный, и хотели, чтобы другие работали вместе с ними. Они не стали бы есть плоды чужого труда, а сами жить в праздности, ибо гордый, надменный дух, возвышающий себя над другими, — это сатана или дьявол, который в самом деле очень хотел бы, чтобы его называли пророком; но этого не будет, его личину с легкостью сдернет и ребенок. А гордый, своевольный дух, который не подчиняется разуму, — это самый низкий, подлый и неблагородный дух на земле, в нем нет чести, кроме пустого бряцания титулом…»
Он вспомнил ее гневные слова, ее стремление уличить его в каком-то обмане. Нет, надо высказаться прямо, не льстя, не выбирая слов, коли уж она считает себя столь высоко поднявшейся над миром. «Мадам, я пришел под ваш кров, — написал он дальше, — не для того, чтобы заработать денег, как раб. Меня интересовала не тяжесть вашего кошелька — я стремился обратить ваш дут к истинному благородству, которое сейчас столь низко пало на земле. Вы знаете, я ни о чем вас не просил, я пришел и занялся вашими делами, потому что вы сами попросили меня помочь вам этим летом. И вы обещали мне заплатить 20 фунтов. Согласно вашим законам собственности я действительно заработал их и ожидаю исполнения вашего обещания, ибо должен поделиться с моими бедными братьями». Его кроткие друзья, ничего не требуя для себя, трудились все это время в поте лица, молчаливо и преданно, веря, что труд их не пропадет даром, что он принесет плоды. Но о каких плодах думала она. леди Дуглас?
Странная мысль пришла ему в голову. Она мнит себя первосвященником, но разум свой потеряла, ибо дала овладеть собой гневу и бешенству. Обманчивые покровы великой прорицательницы спали, и истинная, алчная и плотская сущность этой женщины предстала перед ним. Кто теряет власть над собой, теряет разум и силу, — написал он».
«И хотя вы можете умериватъ свои слова перед другими людьми, вы сами чувствуете, что внутреннее кипение и раздражение правит вами, и эта внутренняя власть ввергнет вас во тьму, пока разум, который вы растоптали ногами, не придет и не освободит вас».
Кажется, теперь он высказал все, что думал. В конце он добавил, остывая: «Я прощаюсь, мадам; пока работа ваша не закончена, я сделаю для вас все, что могу, в деле вашей собственности, и дам вам точный отчет».
Леди Дуглас получила письмо Уинстэнли, прочла, пожала плечами и надписала сверху: «Он ошибается, т. к. с 20 августа по 3 декабря прошло пятнадцать недель, и по его отчетам он должен мне 75 возов пшеницы, это если считать по пять возов в неделю; но надо было молотить по шесть возов, значит, с него причитается по крайней мере еще за 15 возов».
