Уилл Грейсон, Уилл Грейсон - [4]

– О, господи, ой-ой, моя рука!

Охранник подскакивает к Гэри, сгребает его в охапку, а Тайни Купер поворачивается, прикрывая меня телом от глаз вышибалы, и пока он продолжает крутиться вокруг своей оси, я прохожу в бар, как будто бы Купер – вращающаяся дверь.

Попав внутрь, я оборачиваюсь и вижу, что охранник держит Гэри за плечи, а тот, скривившись, смотрит на свою руку. Тут Тайни кладет на вышибалу ладонь со словами:

– Чувак, да мы просто дурака валяем. Но врезал неплохо, Двайт. – До меня даже не сразу доходит, что Гэри и есть Двайт. Или Двайт и есть Гэри.

– Он же тебе в глаз звезданул, – напоминает вышибала.

– Я заслужил. – Тайни объясняет, что они с Гэри/Двайтом оба игроки футбольной команды Университета Де Поля, и чуть раньше в тренажерке он неправильно нагрузку поставил или типа того. Вышибала отвечает, что он в старшей школе тоже в нападении играл, и у них внезапно завязывается свойский треп, в то же время он смотрит на нереальную поддельную карту Гэри, и вот мы все в Убежище, наедине с «Ньютрал Милк Хоутел» и сотней незнакомцев.

Людское море у барной стойки расступается, Тайни берет пару пива и предлагает одно мне. Я отказываюсь.

– А почему именно Двайт? – интересуюсь я.

– В ай-ди-карте у него записано, что он Двайт Дейвид Айзенхауэр Четвертый.

– И где вы все эти кретинские карты понабрали?

– Есть специальные места, – отвечает Тайни, и я вознамериваюсь тоже туда наведаться.

– Давай, вообще-то, пиво, – говорю я, в первую очередь ради того, чтобы чем-то занять руки. Тайни отдает мне уже начатое, и я ухожу поближе к сцене без Тайни, без Гэри и без, возможно, лесбиянки Джейн. Остаемся только я и сцена, она в этой дыре всего-то на полметра над полом приподнята, так что если вдруг вокалист «Ньютрал Милк Хоутел» окажется совсем невысоким, в районе полутора метров, я вскоре посмотрю ему прямо в глаза. Другие тоже подбираются к сцене, и вскоре перед ней уже яблоку негде упасть. Я в Убежище уже бывал на всяких тусовках без возрастных ограничений, но именно так все впервые – у меня в руке потеет бутылка с пивом, из которой я не отпил еще ни глотка и не собираюсь, а вокруг незнакомые чуваки с многочисленными татуировками и пирсингом. На данный момент каждый из собравшихся здесь куда круче, чем любой из Компании друзей. Тут никому не кажется, что со мной что-то не так – меня даже не замечают. Все принимают меня за своего, я, по моим ощущениям, достиг вершины своих школьных амбиций. Вот он я, стою на ночной тусе для совершеннолетних в лучшем баре второго города Америки, и вскоре окажусь одним из двух сотен зрителей реюнион-шоу величайшей малоизвестной группы последнего десятилетия.

На сцену выходят четыре чувака, не особенно-то похожие внешне на участников «Ньютрал Милк Хоутел», и я говорю сам себе, что ладно, я же только фотки в Интернете видел. Но тут они начинают играть. Не знаю толком, как их музыку описать, скажу только, что такой звук могут издавать сотни тысяч куниц, брошенных в кипящий океан. Затем один чувак начинает петь:

Раньше она меня любила, о,

А теперь ненавидит.

Раньше мы с ней трахались, брателло,

А теперь она ходит

На свидания с другими.

С другими…

Если исключить префронтальную лоботомию, вокалист «Ньютрал Милк Хоутел» никак не мог такого даже помыслить, а уж написать и тем более спеть подобное – и подавно. И тут до меня доходит: я ждал на заледеневшей серой провонявшей выхлопными газами мерзлоте, стал, вероятно, причиной перелома кисти у Гэри просто ради того, чтобы послушать группу, которая однозначно не «Ньютрал Милк Хоутел». И хотя даже не вижу его в этой толпе притихших и офигевших поклонников НМХ, я тут же ору:

– Будь ты проклят, Тайни Купер!

Песня заканчивается, и мои подозрения подтверждаются, когда вокалист обращается к абсолютно притихшему народу:

– Спасибо! Огромное спасибо. НМХ не смогли приехать, так что мы, «Эшленд Эвеню», сыграем вам крутой рок!

Нет, думаю я, вы, «Эшленд Эвеню», сыграете нам полное говно. Кто-то хлопает меня по плечу, я оборачиваюсь и офигеваю, видя непередаваемо сексапильную девчонку старше двадцати с пирсингом в губе, огненно-красными волосами и в сапогах до икр. Она говорит с вопросительной интонацией:

– А мы думали, «Ньютрал Милк Хоутел» будет выступать?

– Я… – У меня на секунду перехватывает дыхание, но я договариваю: – …тоже. Я тоже на них пришел.

Девчонка склоняется к моему уху, желая перекричать мозголомные атональные и аритмичные звуки.

– «Эшленд Эвеню» – вообще не «Ньютрал Милк Хоутел».

То ли из-за того, что в зале битком, то ли из-за чудачества незнакомки, но у меня развязывается язык.

– «Эшленд Эвеню» врубают во время пыток террористов, – говорю я и только тут понимаю: девчонка в курсе, что она старше меня.

Она спрашивает, где я учусь.

– В Эванстоне.

– В старшей школе?

– Да, только бармену не рассказывай.

– Я себя сейчас прямо настоящей извращенкой почувствовала, – говорит она.

– Почему?

Она лишь смеется в ответ. Я понимаю, что не особенно-то ей и понравился, но все равно чувствую легкий кайф.

Тут на мое плечо ложится громадная ручища, скосив глаза, я вижу кольцо на мизинце, которое он носит с восьмого класса по случаю окончания средней школы, и сразу же понимаю, что это Тайни. Подумать только, а некоторые идиоты считают, что геям присуще чувство стиля.