Уик-энд на берегу океана - [63]
— Готов! — ответил Александр своим обычным веселым баском. — Готов!
Пьерсон кинул взгляд на Майа, живо обернулся к Александру и поднял брови. Александр отвел глаза. Казалось, Пьерсон хотел что-то спросить, но сдержался. Александр разлил кофе.
— Хороший! — сказал Пьерсон, нарушая общее молчание.
Он зажал горячую кружку между колен, вытащил свою трубочку и стал ее набивать. Снова наступила тишина. Майа отхлебывал кофе и ни на кого не глядел.
— Пьерсон, — сказал Александр, — а что ты будешь делать после войны?
— Я? Выучусь на инженера по керамике. А ты?
— Я? Ясно, пойду священником в твой приход! Ну и покажу я всем твоим старым девам!
Пьерсон пососал свою трубочку:
— У нас старых дев нет. Мой квартал на все сто процентов рабочий. А старые девы — это изобретение богатых классов.
— Значит, в твоем приходе все старые девы выходят замуж?
— Да нет, — ответил Пьерсон, — но в моем приходе старые девы — это как раз те, что по-настоящему замужем.
Майа поднялся:
— Пойду принесу воды.
— Еще успеешь, — сказал Александр. — После войны, — добавил он, — я себе домик построю.
— И кроликов разведешь? — спросил Пьерсон, подняв брови.
— Ясно, кроликов! Что ж, теперь уж мне и кроликов запрещено разводить?
— Пойду за водой, — сказал Майа.
Он поднялся и взялся за ручку фляги.
— Да черт! — сказал Александр. — Дай спокойно посидеть минутку. Я с утра еще не присел, все кручусь.
Майа стоял в нерешительности, потом подумал, что для Александра это самые прекрасные минуты, единственно светлые минуты за целый день, и грешно было бы их сокращать. Он снова уселся. И неумолимо потекли минуты, одна за другой, с легким тихим металлическим скрипом, как колесо в ярмарочной лотерее.
— Дом я построю целиком из дерева, — сказал Александр. — Но не из досок, а из бревен. На манер швейцарского домика.
Пьерсон поднял голову.
— А почему из дерева?
— Сам не знаю. Нравится мне оно, дерево то есть. Тепло, уютно. И кажется, будто вокруг тебя что-то живое. Может, я сейчас глупость скажу, но дерево, оно как-то на меня успокоительно действует.
— Успокоительно?
— Да, — сказал Александр и слегка покраснел под своим загаром, — успокаивает как-то. Сам не знаю, почему успокаивает.
Пьерсон стал выбивать из трубочки пепел, осторожно постукивая ею о рант ботинка, и все косился влево. Майа не курил, сидел не шевелясь. Вид у него был хмурый, сонный.
— В моем доме, — сказал Александр, — будет комната специально для меня, верстак туда поставлю, инструмент сложу, словом, всю петрушку. Порядок, конечно, будет идеальный. Только специально моя комната. Так и буду в ней все время торчать, когда дома.
— Жена заскучает.
— Именно это она вечно и твердит, — сказал Александр, поглаживая бороду. — Считает, что я ею мало занимаюсь. Ей-богу, смешно, что бы бабы ни делали, никогда их работа не увлекает так, как нас, с головой. Вечно им требуется с кем-то болтать. Странное дело, когда я что-то мастерю, мне и говорить ни с кем неохота.
Он поднялся и стал затаптывать дымящиеся головешки своим огромным ботинком. Пьерсон вскинул голову, и ему снова на какую-то долю секунды почудилось, будто Александр — чернокожий воин, исполняющий священный танец.
— Да, — сказал Александр, усаживаясь, — скучает она. Все-таки неприятно, что она скучает. Потому-то, — добавил он мечтательно, — мне и хотелось бы иметь двух жен. Вот они сидели бы и болтали друг с дружкой.
— Что ж, мысль неплохая, — сказал Пьерсон. — А твоя жена, разумеется, согласна?
— Представь, нет! Куда там! Я как-то попытался завести речь стороной… И больше уж не начинал.
— Ясно. Что же, это любопытно.
— По-твоему, тоже? — обрадовался Александр. — Странно, что она своих собственных интересов не понимает. А ведь это же идеальное решение, разве нет? Две жены — это вроде бы два бильярдных шара.
— Две? — сказал Пьерсон, чуть скривив губы. — Только две? А почему не три?
— У меня от тебя стеснение в груди начинается, — сказал Александр. — Я не миллионер какой-нибудь. А две — в самый раз.
— Ну, ладно, — сказал Майа, подымаясь, — пора идти.
Он взял флягу за ручку и шагнул вперед. Но тут же споткнулся и внезапно рухнул на колени.
— Чертов кирпич, — сказал он.
И он цветисто выругался.
— Ушибся? — спросил, подымаясь с места, Александр. — Даже побледнел…
— Откуда только этот кирпич взялся?
Пьерсон тоже встал.
— Ну, как?
— Да ничего, пустяки.
Майа поднялся, пошел, сел на свое место и начал растирать себе колено. Но вдруг он побледнел как мертвец, и голова его запрокинулась назад.
— Виски! — сказал Пьерсон.
— Должно быть, вам противно на меня смотреть, — сказал Майа.
И внезапно в глазах у него помутилось. Потом он ощутил на губах вкус металла, и какая-то жидкость обожгла ему гортань.
— Ничего, ничего, — сказал он, открывая глаза. — Уже прошло.
Он услышал голос Пьерсона: «Смотри, еще напоишь его», — и понял, что снова глотает огненную жидкость. Он махнул рукой, показывая, что, мол, хватит.
— А что я с остатками буду делать? — раздался голос Александра. — Мне, что ли, допивать?
— Пей, не стесняйся, — сказал, смеясь, Пьерсон.
Майа показалось, будто во всем его теле отдается этот смех. Он снова открыл глаза и увидел рядом с собой крупную голову Александра. «Большая голова, славная, — подумал он с благодарностью. — А у Пьерсона смех как у молоденькой девушки». Он чувствовал, что совсем размяк, готов всему умиляться.
Роман-предостережение известного современного французского писателя Р. Мерля своеобразно сочетает в себе черты жанров социальной фантастики и авантюрно-приключенческого повествования, в центре которого «робинзонада» горстки людей, уцелевших после мировой термоядерной катастрофы.
Эта книга — обвинительный акт против фашизма. Мерль рассказал в ней о воспитании, жизни и кровавых злодеяниях коменданта Освенцима нацистского палача Рудольфа Ланга.
В романе «Остров» современный французский писатель Робер Мерль (1908 г. р.), отталкиваясь от классической робинзонады, воспевает совместную борьбу аборигенов Океании и европейцев против «владычицы морей» — Британии. Роман «Уик–энд на берегу океана», удостоенный Гонкуровской премии, построен на автобиографическом материале и описывает превратности солдатской жизни.
Роман Робера Мерля «За стеклом» (1970) — не роман в традиционном смысле слова. Это скорее беллетризованное описание студенческих волнений, действительно происшедших 22 марта 1968 года на гуманитарном факультете Парижского университета, размещенном в Нантере — городе-спутнике французской столицы. В книге действуют и вполне реальные люди, имена которых еще недавно не сходили с газетных полос, и персонажи вымышленные, однако же не менее достоверные как социальные типы. Перевод с французского Ленины Зониной.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Джентльмены, — говорит он (в очередной раз избегая обращаться к дамам), — через несколько минут, если самолёт не приземлится, я буду вынужден — что, прошу мне поверить, крайне меня удручает — оборвать одну человеческую жизнь. Но у меня нет выбора. Я во что бы то ни стало должен выйти отсюда. Я больше не могу разделять с вами уготованную вам судьбу, так же как и ту пассивность, с какой вы её принимаете. Вы все — более или менее покорные жертвы непрерывной мистификации. Вы не знаете, куда вы летите, кто вас туда ведёт, и, возможно, весьма слабо себе представляете, кто вы сами такие.
Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.). В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.
Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.