Уход на второй круг - [41]

Она тут же поднялась со стула, будто только этого и ждала.

— Не надо мне звонить, пожалуйста, — сказала Ксения Панченко и повернулась к Глебу. Тот взял ее за руку и повел к выходу. Его ладонь была теплой, почти горячей. Большой, такой, что ее ладошка в ней почти полностью терялась. Его пальцы быстро скользнули по ее запястью поглаживающим движением. Почти обжигая. А он на ходу бросил:

— Чтоб тебя охранять, меня одного мало. Рота нужна.

— Мне достаточно. Я тоже умею себя… охранять.

— Это я заметил. Там холодно, давай пальто заберем, а то простудишься.

— Совет врача? — рассмеялась она.

— Нет. Типа забочусь.

Ксения кивнула. Они забрали одежду из гардероба и вышли на крыльцо. Снег больше не шел, но кое-где серебрился теперь под желтым светом фонарей, освещающих самые отдаленные уголки парка, но при этом создающих атмосферу уюта и романтики. Ксения накинула на голову шарф и стала медленно спускаться по ступенькам. Глеб шел рядом, доставая из кармана сигареты и зажигалку. На мгновение та вспыхнула возле его лица огоньком, и он закурил, глубоко затянувшись и выпустив струйку дыма.

Он не солгал — действительно заботился. Видел же все. Этих друзей-родичей, круживших вокруг любопытными стервятниками. И бесился, и восхищался. Не выносил вмешательства в свою жизнь, но в его и вмешиваться-то было толком некому. Кроме, наверное, Осмоловского. А вокруг нее кипит и бурлит, только вряд ли она тому рада. Черт его знает, что лучше: одиночество наедине с собой или среди людей?

— Мне твой отец понравился, — наконец, сказал он. — Ходячий позитив.

— Да? Это ты Дениса не видел. Там вообще зашкаливает.

— Если есть тормоза, то не страшно. А ты в маму? Вы похожи очень. И это комплимент.

— Наверное, я в себя, — она остановилась. — Маме свой комплимент говорил?

— Обязательно. Я воспитанный.

— Ну тогда все, ты ее покорил!

— Лишь бы Виктор Антонович не взревновал.

— Папа может, — со знанием дела заявила Ксения.

Парамонов усмехнулся и повернул к ней голову. Тонкий профиль, какой-то нереальный. Завитки волос с висков — выглядывают из-под шарфика. Коралловый — тоже теплый цвет. Странное несоответствие внешнего и внутреннего. Свет от фонариков играл вокруг них, мерцал, веселился, буйствовали огоньки, похожие на резвых светлячков среди зимы — скудной, пока еще совсем скудной, больше похожей на позднюю осень. Глеб вынул изо рта сигарету, стряхнул пепел. Снова взглянул на Ксению.

— Прости, я тебе не предложил… ты куришь? Будешь?

Она отрицательно покачала головой, и Парамонов снова затянулся. Он курил много и часто. В иной день и до пачки выкуривал — не допинг, не потребность. Привычка. И никакое медицинское образование тому не помеха.

— А уедем — хочешь? — ровно спросил он.

— Сейчас? — голос выдал усталость, нахлынувшую вдали от людей.

— Сейчас.

Ксения кивнула. Также устало, как только что говорила.

— Поехали, — медленно добавила она и поежилась.

Этого было достаточно, чтобы он вдруг притянул ее к себе и быстро поцеловал — словно бы забыл, что его роль заканчивается на выходе из Калины. Сигарета улетела куда-то под ноги, а он настойчиво вдавливал свои губы в ее, обдавая смешанным запахом парфюма, табака и алкоголя. До свиста в ушах и звездочек перед глазами, будто бы вся эта вялость последних часов — затишье перед тем, что неминуемо должно разразиться.

Зимой не бывает гроз.

Или бывает? Ксения пыталась вздохнуть, но у нее не получалось. И отчего-то она точно знала, что воздух сейчас не важен. Этого поцелуя, его губ, его языка оказалось достаточно, чтобы дышать. Кружилась голова, подкашивались ноги, но, если крепко держаться за Глеба, — она не упадет. Он прижимал ее к себе и долго не отрывался, позволяя захлестнувшему его возбуждению вести их обоих за собой. И даже когда прекратил поцелуй и попытался унять дыхание, его руки продолжали судорожно цепляться за нее, то сжимаясь, то разжимаясь, то поглаживая, то замирая на месте, ощупывая.

Они ушли по-английски, не прощаясь. Зачем? Достаточно сообщения, сброшенного на отцовский номер. Потому что возвращаться в душивший своей атмосферой зал теперь было невыносимо. Слишком распирало изнутри то, чему раньше выхода не давали.

Уехали на такси. Их много стояло на парковке у ресторана, а тащиться обратно на своей Парамонов не рискнул. Отрываться от Ксении — не рискнул, не мог, боялся упустить. Усадил ее в машину, на заднее сидение. Сам сел рядом, не дав себе труда присоединиться к шоферу. И, назвав адрес, повернул к ней голову. Он не планировал этого. Совсем не планировал. Не сегодня. Но вот оно — здесь, в салоне, сшибает.

В темноте она нашла его руку, удивившись, что ее ладонь такая же теплая, как и ладонь Глеба. А ей казалось, на улице ужасно промозгло. Провела пальцами по его пальцам. И он снова поцеловал ее, прижимая свободной рукой ее затылок, почти с облегчением зарывшись в волосы. Улицы по-праздничному украшенной столицы были на удивление не загружены. Но они не видели улиц. Не слышали музыки, весело трещавшей из магнитолы таксиста, который торопливо включил ее погромче, чтобы не прислушиваться. Им было не до его переживаний. Музыка не делала их жарче, они будто бы изнутри плавились. Совсем не так, иначе, чем в прошлый раз.