Угличское дело - [22]
— А иначе никак. Все сама и сама. Никто не пошевелится.
Голодное брюхо лекаря, гнало в голову многосложные комплименты.
— Достоинства вашей милости широко известны и в Москве не забыты.
— В Москве… Я уж и позабыла как оно там в Москве… Иногда думаю, что только снилась она мне эта Москва.
— Вернетесь. — Эстерхази наслаждался верченой бараниной. Пока только глазами, а не при помощи вилки.
— Вся Москва выйдет вас встречать. Коленопреклоненная.
— Вашими бы словами… Степан.
Царица бросила на тарелю кусок печеного мяса и печеных овощей.
— Милость нашу для достопочтенного лекаря.
Степан подхватил царицын дар и потащил его лекарю.
Тобин Эстерхази скромничал и выдавал толстые комплименты.
— Мне и кусочка было бы довольно, ясновельможная. Московские кушанья есть, словно, кирпичи в животе класть.
Однако, слово и дело у лекаря разошлись совсем в разные стороны. На еду он набросился с превеликой охотой. Степан стоял у поставца и размечал опытным глазом, что останется от обеда и ругал про себя здоровый аппетит немецкого лекаря. Себе он наметил рассыпчатую кулебяку. Заранее он поставил ее с самого края и прикрыл от неосторожных глаз горщком со сладкой кашей… Степан заскучал и стал смотреть в окно. Во дворе царевич бегал с дворовыми мальчишками. У Тимохи Колобова в руках крутилось колесико-трещотка. На лавке у крыльца сидели Волохова с нянькой. Пустой двор веселило яичное круглое солнце. Царевич вытащил нож с треугольным светлым клинком. Мальчишки собрались вокруг ножика. Тимоха покачал колесиком, царевич радостно кивнул головой. Прутиком, на котором крепилось колесико, Тимоха очертил круг на плотной земле. Стали играть в ножички. Первым начал царевич. Простенькая игра. Надо в круг ножичком нацелить. Да не просто, а со штуками. Сначала ставить клинок на палец и стрелять в круг, потом от пятки, колена, плеча, подбородка, носа, лба. Снизу вверх, а потом сверху вниз. Степан отвернулся от окна. Все равно Тимоха выиграет. Он самый ловкий. А победит, конечно, царевич. Так уж бог постановил. Огорчительно. И еще одно огорчение добавилось. Лекарь — проныра толстобрюхая, добрался таки до матушки, черт ее возьми, кулебяки. И так сладко жрал скотина чужеземная, что у Степана слюнки во рту вскипели. Но смирился Степан. Чего теперь. Раз бог постановил так и бог с ним. И только Степан решил не расстраиваться особо, что вышло не по его хотению, как все раз и навсегда переменилось…
Поп Огурец сидел на краю стола под старыми деревьями. Вздыхал, громко прочищал нос и утирался длинным узким цветным платком.
— Что это, батюшка. — жена Битяговского суетилась рядом, готовилась к обеду. — Никак завел себе кого?
— Что?
Жена Битяговского показала глазами.
— Платок-то.
Поп Огурец отшвырнул платок, словно это был подарок самого дьявола..
— Сомненья меня, матушка, одолевают. Все ли правильно сделал.
Битяговская присела рядом. Поняла платок.
— Что такое?
— Вроде по совести поступил, а вроде и против законов Божеских.
— Да как же такое возможно.
Поп Огурец взмахнул руками. К столу быстро и деловито приближался дьяк. Поцеловался с Огурцом. Сел.
— Мне, матушка, давай что-нибудь чтобы по-быстрому.
— Спешишь куда?
— Завтра поезд в Москву идет… А ты чего, батя, такой смурной?
— Мучается, батюшка. — вставила жена.
— Чем же?
— У него совесть и законы божьи не сходятся.
Битяговский ел быстро.
— Это все поповские воздуси. Вершины горние. По мне совесть и есть божий закон… Чего тут… Хороший медок.
— Трофимов гость псковский поднес. — похвасталась жена.
— Что это? Никак колокол. — прислушался дьяк.
Набат набирал силу. Звучал все громче и громче.
— Пожар что ли? — Битяговский полез из-за стола.
— Погоди. Не доел совсем.
Дьяк не слушал.
— Как будто соборный. — удивился Огурец.
— Погоди. Дай хоть с собой соберу.
— Потом, потом. Ты со мной, бать?
Огурец с готовностью поднялся. Битговский бросил жене.
— Медок прибереги, матушка.
Степан, позабыв об условностях, закричал с ужасом:
— Царица! Там… там.
Он показывал рукой в открытое окно на задний двор, где на желтом песке в окружении испуганных мальчишек, корчился в затяжной судороге ее сын. Царица поспешила вниз, за ней вытягивал свои толстые ноги из болота мозаичного пола лекарь с забытой во рту бараньей косточкой. Царица останавливается перед сияющим белым уличным светом проемом двери, как будто ей и не интересно, что там за этой световой стеной, но она все-таки сделала усилие. Выбежала во двор и на мгновение закрыла рукой глаза от слепящего солнца. Потом увидела ужасную картину. На коленях мамки Качаловой лежал бледный царевич. Из его тонкого и хрупкого горла текла кровь. Еще до конца не осознав, что произошло, царица обвела глазами двор. Увидела перепуганных мальчишек, сбившихся в стаю, увидела лекаря, который склонился над царевичем, увидела Волохову. Увидела Пеха. Одетый дежкой, он тоял в отдалении и смотрел на царицу. Тогда она нашла виновного. С яростным криком набросилась она на несчастную женщину. Била смертным боем. Волохова упала на землю, глухо застонала, прикрыв голову руками. Пёх успел уйти со двора.
Ударил набат и в открытые ворота дворца Нагих начал стекаться растревоженный народ. Переодетый Пех шел наперекор и мимо бегущих в сторону дворца. Увидел Битяговского. Дьяк спешил вперед, расталкивая недоуменный народ. Пех отступил в сторону, пропуская дьяка. Съюродствовал.
Сетевая «Шестерочка». Час до закрытия магазина и человеческой цивилизации. Простые русские люди встают на защиту философии Шопенгауэра, Крымского моста, святой пятницы и маринованного хрустящего огурца на мельхиоровой вилке. Все человечество в опасности или…
Один из романов о приключениях геолога Егора Бекетова. Время действия: лютые 90-е. Читать только тем, кто любит О'Генри, Ильфа и Петрова и Автостопом по галактике до кучи. А больше никому! Слышите гражданин Никому. Я персонально к вам обращаюсь. Всем остальным приятного чтения.
Допетровской край Российской Федерации. Наше время. Бессменно бессмертный мэр Гузкин Семён Маркович идёт на очередные выборы. Его главный конкурент Крымненашев Зинаида Зинаидыч. Да будет схватка. И живые позавидуют мертвым! Короче про любовь! Содержит нецензурную брань.
Рассказ "Пари виконта" (The Vicomte's Wager) впервые был опубликован в журнале “Хармсворт” (Harmsworth Magazine) в сентябре 1899 года.Приметы времени действия – шпаги, луидоры (впервые выпущены в 1640 году во времена Людовика XIII), королевские приёмы в Лувре...
Интербеллум – это период с 1918 по 1939 годы, когда человечество, выйдя из одной глобальной бойни, не просто не учло ошибок прошлого, но приложило максимум усилий, для того, чтобы войти во вторую, еще более масштабную и страшную войну. Эта книга рассказывает о том, как самые разные страны, и даже целые континенты неотвратимо катились к величайшей катастрофе XX века. О том, как амбиции, жажда экспансии, желание сделать лучше и гордыня, граничащая с откровенной глупостью, привели к жуткой всемирной катастрофе.
866 год. На побережье Северной Англии высаживаются викинги и сжигают дотла деревню, одновременно спасая молодого человека, которого в этот день ждала смертная казнь. Его захватчики освобождают, нарекают Рольфом, и он становится их проводником в землях вокруг, так как ненавидит местных жителей сильнее многих. Воины с севера приплыли сюда не грабить и не воевать. Они приплыли мстить и не уйдут просто так. Их миссия перерастает в полномасштабное вторжение, но и сам Рольф таит немало секретов, которыми не хотел бы делиться с новыми союзниками.
Книга Рипеллино – это не путеводитель, но эссе-поэма, посвященная великому и прекрасному городу. Вместе с автором мы блуждаем по мрачным лабиринтам Праги и по страницам книг чешскоязычных и немецкоязычных писателей и поэтов, заглядывая в дома пражского гетто и Златой улички, в кабачки и пивные, в любимые злачные места Ярослава Гашека. Мы встречаем на ее улицах персонажей произведений Аполлинера и Витезслава Незвала, саламандр Карела Чапека, придворных алхимиков и астрологов времен Рудольфа II, святых Карлова моста.
Лорд Пальмур, аристократ-востоковед и по совместительству агент британской разведки, становится первым европейцем, проникшим в таинственный Кафиристан — горную страну, созданную потомками древних бактриан. В небольшом и не переиздававшемся с 1928 г. романе советского писателя и дипломата Н. Равича экзотика, эротика и фантастический вымысел сочетаются с «Большой игрой» в Центральной Азии и описаниями войны в Бухаре.
В книгу литератора, этнографа, фольклориста и историка С. В. Фарфоровского, расстрелянного в 1938 г. «доблестными чекистами», вошли две повести о первобытных людях — «Ладожские охотники» и «Ледниковый человек». В издание также включен цикл «Из дневника этнографа» («В степи», «Чеченские этюды», «Фольклор калмыков»), некоторые собранные Фарфоровским кавказские легенды и очерки «Шахсей-вахсей» и «Таинственные секты».