Уехать в Париж - [22]

* * *

Вернувшись в кабинет, следователь позвонил в аэропорт и узнал время отлета самолета в Париж. Затем он позвонил в гараж и вызвал автозак. И только после этого «опустился» до разговора с Толстухой.

— У меня в сейфе некая подборка фактов, — сказал он.

— По делам о похищениях?

— Не только, там еще материалы о молодежных группировках, в частности, Кривого и Цези.

— Тебе это зачем, это же не твой профиль, — сказал Толстуха.

— Он сейчас не мой, а когда возникнет уголовное дело, и его надо будет расследовать.

— Далеко глядишь, — сказал опер, — но не высоко сидишь, а вдруг его отдадут другому следователю.

— Ну и что, одно дело делаем, я помогу ему этими материалами.

— Виктор, — сказала, распахнув дверь кабинета секретарша, — шеф беспокоится чтобы вы не опоздали в аэропорт.

— Автозака еще нет, — ответил Ходкевич.

— Уже подошел, — ответила на это секретарша и закрыла дверь кабинета.

— Привет, — сказал им водитель автозака, — а я думаю с кем ехать, сейчас какой-нибудь следак упадет в иномарку, как за ним удержаться. А у вас все в порядке, за вами я успею.

— Вот видишь, — засмеялся Толстуха, — о качествах твоего «Жигуля» известно даже в тюрьме.

— В тюрьме обо всем узнают первыми, — поддержал его Ходкевич, — и это вовсе не парадокс. Просто в тюрьме любая информация является более ценной, чем на свободе.

— Хватит философствовать, — сказал Толстуха, садясь в автомобиль Ходке- вича, — ты объясни мне лучше, откуда твой шеф так хорошо знает, что случилось в подвале, и почему он сразу догадался, что это имитация?

— Он знает, что никакой преступной группировки по похищению людей нет.

— А почему он это знает?

— Правильная постановка вопроса. Потому, что Дражнин — его бывший подчиненный. А главным организатором липовых похищений и вымогателем денег является.

— Елы-палы, — как я раньше не догадался, — удивился Толстуха. — У меня на эти дела нюх.

— Подвел тебя твой нюх, хотя я сам об этом догадался только что. Ведь все заявители брали свои заявления обратно после соответствующего шантажа и игры, руководителем которой мог быть только один человек.

— Точно, — подтвердил его рассуждения опер. — Как только я привез Драж- нина и оставил его на мгновение, куда он помчался?

— Да, именно туда.

— Что будем делать?

— Что делать? Задержим Потапову и доставим к шефу.

— Но у него нет основания для ареста.

— А ему оно и не нужно. Он нарисует ей картину ужаса, которая ждет ее в тюрьме. А затем предложит дать откупные. И, таким образом, мы поможем ему сделать то, что не сделал Дражнин.

— А как шеф объяснит потом ее задержание начальству?

— Элементарно, он скажет, что это твоя инициатива. Ты получишь выговор и все.

— А что ты предлагаешь?

— Я предлагаю не сдавать ее.

— Каким образом?

— Останови машину. Ты пойдешь в ближайшее село и найдешь телефон, скажешь, что у тебя сломался автомобиль, но особенно не торопись.

— Но он скажет, что я должен выполнить задачу во что бы ни стало.

— Ты скажешь «есть» и неспеша поедешь задерживать Потапову.

— И что?

— А то. Посмотри на часы, если «Белавиа» не подведет, она уже будет над Германией.

* * *

А в это время на первом этаже аэропорта Минск-2 каскадеры прощались с Еленой и Павлом.

Они стояли двумя группками. В одной из них Борода что-то говорил Павлу, а во второй Влад и Юрась отвлекали от черных мыслей Елену.

— Ты не передумал, — спросил Павла Борода, — может, останешься там насовсем.

— Нет, — ответил Павел, — мне кажется и мать, если бы ее продолжали снимать, не уехала бы в Париж.

— Мы бы все не уехали в. Париж, — ответил ему Борода, — если бы нас продолжали снимать.

— В какой Париж? — не понял Павел шутки Бороды.

— В тот самый, в тот самый…, где Влад работает электриком-униформистом в Гранд Опера, я — в автомастерской на Елисейских полях, а Юрась сшибает луидоры и пьянствует с клошарами в кафешках вдоль набережной Сены.

— А-а, — засмеялся Павел, вот вы о чем.

— Ну да, ты думал у меня крыша поехала?

А во второй группке шли разговоры иные.

— Лена, — сказал Влад, — как оригинально у тебя повязан платок.

— Последняя парижская мода, — ответила Елена, — что-то среднее между завязкой цыганской косынки и воротником мужской рубашки под названием собачье ухо.

— Ну и название, — вставил свои пять копеек в отвлечение Елены от дурных мыслей, Юрась, — легче научиться завязывать такой платок, чем запомнить, как он называется.

— Володя, — сказала Лена, — ты сыграл бы мне что-нибудь на прощание.

— Как скажешь, — ответил Влад и стал расчехлять гитару.

Увидев это, к ним подошли Борода и Павел.

— Ну, — сказал Борода, — «деньжат не густо отвалил».

— Нет, — не согласилась Елена, — что-нибудь лирическое из семидесятых.

Влад некоторое время подумал, а потом начал вступление гитарным перебором и первыми его словами были:

Из окон корочкой несет поджаристой,

За занавесками — мельканье рук.

Здесь остановки нет, а мне, пожалуйста,

Шофер автобуса — мой лучший друг.

После первого куплета на них тут же обратили внимание и, когда Влад дошел до слов:

А кони в сумерках колышут гривами,

Автобус старенький бежит, звенит,

А Лена, Леночка мне б за двугривенный

В любую сторону твоей души…

…появился наряд милиции. Но не обычный, а в камуфляжной форме, в черных беретах, с дубинками по бокам и наручниками сзади курток.