Удиви меня - [114]

– Конечно, иди, Сильви! – улыбается миссис Кендрик. – Хорошего тебе вечера. Ты такая молодец! – она снова хлопает в ладоши.

Выхожу из библиотеки и слышу за своей спиной тяжелую поступь Роберта.

– У тебя все хорошо? – полушепотом спрашивает он, и я проклинаю его за его проницательность.

– Вроде бы, – отвечаю я. – В смысле, нет. Не совсем.

Останавливаюсь на середине лестницы; Роберт смотрит на меня так, будто хочет сказать что-то еще.

– Что он натворил? – наконец-то спрашивает Роберт.

Все совсем наоборот. Это у меня нужно спрашивать, что натворила я. Я бы засмеялась, не подступай к моим глазам сейчас слезы. Что натворил Дэн? Всего-то без устали пахал на моего папашу (даже после папиной смерти), не ожидая ни от кого благодарности. В то время как я назвала его «мелочным», «гребаным клише» и выгнала из дому.

– Ничего. Он не сделал ничего плохого, – снова спускаюсь по лестнице. – Простите, мне нужно идти.

Нетвердым шагом иду по улице, ноги словно деревянные. Весь адреналин сегодняшнего дня расплескался, покинул меня. Принятие решений, переговоры, звонки, поездки туда-сюда по всему городу отвлекали меня. Но теперь я одна, шагаю к своему дому. К нашему дому. Думаю лишь об одном человеке. Я не знаю, где он, о чем он думает и что ждет нас в будущем.

Я одна. Дома меня не ждут даже мои девочки. Если бы я только могла обнять их, выслушать их маленькие забавные истории и шутки, помочь им с уроками, приготовить им ужин, почитать сказки на ночь, чтобы хоть ненадолго отвлечься от мыслей о Дэне. Но девочки на празднике у подружки вместе с Карен.

Брожу словно в тумане, не смотрю по сторонам, словно вокруг меня нет ничего. В глаза бросается что-то большое и желтое. У дома профессора Рассела стоит машина «скорой помощи»: два медработника выкатывают из фургона Оуэна в инвалидной коляске и везут в дом. Оуэн выглядит совсем крошечной, иссохшей бледной тенью, из носа у него торчит пластиковая трубка.

– Господи, – подбегаю к Джону, который пытается заговорить с Оуэном и положить руку ему на плечо (его попытки настойчиво прекращают врачи «скорой помощи»). – Что случилось?

– Оуэну стало хуже, – тихо и просто отвечает Джон. Что-то в его голосе сразу предупреждает: «Даже не пытайтесь спрашивать у меня «Когда?» и «Почему?»!»

– Мне очень жаль, – шепчу я. – Если я могу что-нибудь два вас сделать…

Умолкаю. Как же пусто и фальшиво звучат эти слова. Мы все их произносим, когда у кого-то случается горе. Но что стоит за этими словами? Что они значат?

– Вы очень добры, – кивает Джон, и уголки его губ слегка приподнимаются. – Очень добры.

Он следует за медиками и Оуэном в дом. Я молча стою и наблюдаю за ними. Не хочу быть любопытной соседкой, которой все нужно знать, но и черствой теткой, которая отворачивается от людей в беде, быть тоже не хочу.

И тут внезапно понимаю: я знаю, чем могу им помочь! Спешу домой, бросаюсь в тихую, пустующую кухню, распахиваю дверь холодильника и начинаю там копаться. Недавно мы сделали большой заказ в онлайн-супермаркете, так что холодильник забит до отказа. А я сейчас меньше всего на свете хочу есть.

Нагружаю на поднос свиной окорок, баночку гуакамоле[47], несколько спелых груш, два замороженных французских багета (восемь минут в духовке, и у вас ароматный дышащий хлеб), пакетик орешков, оставшийся с Рождества, и плитку шоколада. Беру в руки поднос и, осторожно балансируя на мысочках, чтобы не опрокинуть его, медленно двигаюсь к дому Джона и Оуэна. «Скорая» уехала. Все вокруг кажется тихим, недвижным.

Стоит ли мне беспокоить Джона? Может, лучше просто оставить поднос на пороге? Нет, Джон может и не заметить подноса, а ночью продукты наверняка растерзают еноты.

Осторожно звоню в дверь и придаю своему лицу самое извиняющееся выражение. Джон открывает: у него красные глаза, лицо осунувшееся. Мое сердце пропускает глухой удар. Напрасно я все это затеяла. Надо уважать частную жизнь своих соседей. Но я уже здесь. Откашливаюсь и хрипло говорю:

– Я подумала, может вам понадобится… Тут немного еды…

– Ох, дорогая, – лицо его на мгновение светлеет. – Вы так добры.

– Мне занести поднос внутрь?

Осторожно проношу продукты в полумрак дома, чтобы не потревожить Оуэна, но Джон кивает в сторону закрытой двери в гостиную и шепчет: «Он отдыхает».

Ставлю поднос на столешницу и начинаю складывать продукты в холодильник (который оказался совершенно пустым). Привлеку к этому делу и Тильду, уж мы проследим, чтобы Джон и Оуэн ни в чем не нуждались.

Когда заканчиваю, поворачиваюсь, чтобы уходить, и замечаю Джона – подернутые пеленой глаза устремлены куда-то в небытие. Бесшумно ступаю по коридору, чтобы не помешать ему.

– Ваша дочь… – внезапно оживляется он. – Полагаю, она забыла у меня… зайчика. Маленького, белого… большие ушки… – Джон складывает ладони горшочком, показывая, какого размера зайчик. – Я не смог узнать…

– А, это наверное ее игрушка из «Sylvanian Families», она их вечно с собой таскает и постоянно теряет.

– Я принесу его вам.

– Что вы, позвольте мне самой забрать.

Следую за ним до оранжереи, где Тесса наверняка и оставила своего зайчика жить среди высоких папоротников (возможно, специально). Когда я нахожу зайчика и подбираю его, поворачиваюсь к Джону, но тот опять стоит с отсутствующим взглядом и поглаживает сухой рукой одно из своих растений. Я вспоминаю, что Тильда рассказала мне на днях: она гуглила Джона и узнала, что результаты его исследований привели к прорыву в генной терапии и могут помочь миллионам людей. (Я далека от науки и генной терапии, но факт остается фактом.)