Ударная армия - [88]

Гвардии лейтенант Марков засмеялся, обходя воронку, сказал:

— Рванет, дядя.

— Та шо там, — сказал солдат, ухмыльнувшись, и подсыпал в костерок пригоршню палочек.

— Пехота свое дело туго знает, товарищ гвардии лейтенант, — сказал простуженным голосом разведчик Баландин.

Он шагал в трех шагах сзади Маркова, легко, неслышно ступал такими же сапогами с немецкого офицера, в каких десять минут назад видели Марков и Баландин старшину, и поглядывал с чуточку надменной прищуркой армейского разведчика на всю эту давно виденную-перевиденную «славянскую» (как говорил Баландин) житуху…

Баландин перепрыгнул траншею (на дне ее спали солдаты, уложившись вдоль стенки), глянул на небо: оно уже стало в зените того стального цвета, который — давно знал разведчик — предвещает скорый восход солнца…

— Денек хорош проклевывается, товарищ гвардии лейтенант, — сказал Баландин, козырнув следом за Марковым хмурому капитану-танкисту в черном комбинезоне, — сидел он, свесив ноги в траншею, и смотрел в бинокль на дальние, у немцев, холмы.

Марков оглянулся, улыбаясь.

— Не разбил?..

— Целы! За подноску и мне, чай, причтется, товарищ гвардии лейтенант…

Баландин похлопал ладонью по оттопыренному карману зеленых ватных брюк, из которого высовывалось горлышко бутылки. Такое же горлышко выглядывало и из другого кармана.

— Солдат! Ко мне!

Марков и Баландин остановились, оглянулись; капитан-танкист, пряча бинокль в брезентовый футляр, смотрел на них…

— В чем дело, товарищ гвардии капитан? — Марков остановился.

— Солдат с вами? — Танкист легко поднялся, отряхнул комбинезон, перешагнул траншею.

— Так точно, товарищ гвардии капитан, — сказал Марков, хмурясь (не понравилось ему лицо танкиста — не то злое, не то устал он, что ли, этот танкист).

Гвардии капитан подошел поближе, и разглядел теперь Марков: красивый этот танкист, молодой и красивый, на артиста Евгения Самойлова похож, точно, точно…

— Махнем? — сказал танкист, движением подбородка указав на сапоги Баландина.

— Не пойдет, товарищ гвардии капитан, — сказал Баландин, прищуриваясь.

— Товарищ гвардии капитан, извините, мы по срочному делу, — сказал Марков холодно. — Я должен вернуться через сорок пять минут к командующему армией.

— Ясно. Шестерим у командарма?

Марков покраснел.

— Я попрошу вас…

— Ну, так как, начальник? — Не обратив внимания на слова Маркова, гвардии капитан присел и ощупал ладонью голенище сапога Баландина. — Хорош хромец, хорош… Сапоги, одну бутылку в придачу, а я гоню свои чеботы и рубль серебром. Идет?

Гвардии капитан выпрямился.

— Не идет, — сказал Баландин.

— Товарищ гвардии капитан, я буду вынужден доложить командарму, — сказал Марков. — Разрешите идти?

Красивое, с точеным ровным носом лицо гвардии капитана приблизилось к лицу Маркова (в капельках пота, на верхней губе). И в эти несколько секунд Марков понял: видел же, видел, конечно, видел Марков совсем недавно это красивое лицо, эти серые глаза… Марков почувствовал, что у него сдавило горло… И ослепляюще ярко увидел Марков: зеленый рыхлый лед… белые ладони Мишки Бегмы, вцепившиеся в этот лед… А потом… бежал по настилу в рыхлой, сыпучей каше из снега и льда человек в черном комбинезоне… подхватил Бегму… сидел, обессилев, на краю полыньи Марков, а тот человек…

— Товарищ капитан!..

— Ну, память у тебя, Марков, девичья… — засмеялся гвардии капитан.

— Товарищ капи… — Марков закусил губу.

— Да ну, брось, Марков… А я гляжу — топает мой утопленник. И смотреть на меня не желает, кочколаз…

— Товарищ капитан, я же только вот сейчас… ох, черт… вот же… вы были ведь старшим лейтенантом! — Марков обнял танкиста, тот засмеялся.

— Позавчера четвертую звездочку прицепил… Ты куда жмешь-то?

— Да на свою батарею, понимаете, моя батарея здесь, капитана Хайкина! На прямой наводке стоит, ну, хочу повидаться с ребятами… Черт, как же я вас не узнал?

— Ну, Марков, с тебя бутылку… Я ведь в штурмовом отряде, где и твой Сеня Хайкин. Вторую неделю моя рота с ним шурует. Топаем, я туда!

— Знаешь, Баландин, ведь он меня с одним солдатом из Вислы вытащил, а то б нам хана была! — сказал Марков, шагая вдоль траншеи за гвардии капитаном. — А у меня память на лица — ну, дрянь!

— А я на той неделе знаете кого встренул? Брата! Ага! — засмеялся Баландин. — С января не знал, что живой Гришка! Похоронку домой уже прислали, а Гришка — во морду наел в госпитале! Старший сержант уже, в полку артиллерийском служит, в армии Батова… Во как бывает, а?

В изгибе траншеи, куда они спрыгнули следом за гвардии капитаном, зашлепала под сапогами жидкая бурая грязь…

— А фамилию мою ведь не помнишь, а? — сказал гвардии капитан.

— Помню! — засмеялся Марков. — Лицо забыл, а фамилию… Гриднев! Марк Петрович Гриднев!

— Скажи на милость, какой памятливый…

— Нет, честное слово, даже стыдно, надо же забыть, а?

— Рано залезли в траншею-то, — сказал Баландин, жалевший свои сапоги.

— Не рано, — сказал гвардии капитан. — Вечером здесь моего взводного осколком мины наповал… Женю Братолюбова… Только из училища четвертый день… в душу Гитлера мать!

— А Венер Кузьмич как? — спросил Марков, сразу вспомнив любимое «загибание» ротного Горбатова.